Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

точки над i:
1. я подранок, еще больше боли я не вытерплю. трусливо спасаю свою психику. сначала в гипе это начинается весело для меня, но хуево же заканчивается, тоже для меня, через год-два-три-ебать-бесконечность. а тебя это будет доставать и всячески тебе мешать.
2. копи деньги и уезжай сюда: 55°01′ с. ш. 82°55′ в. д.
3. это было красивым сном, спасибо. деньги отправила ради искусства, сделай это!

---

Цзян Чэн и морская царевна

Кроссовер с "Благословением небожителей"
Пэйринг и персонажи: Цзян Чэн / Хэ Сюань
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини
Статус: закончен
Жанры: Драма, Романтика, Элементы хоррора


Описание:
У берегов Юньмэн Цзян что-то поселилось.



В начале июня в Юньмэн Цзян что-то завелось. Что-то странное. Цзян Чэн вылавливал белые, прозрачно-белые, обточенные кости из воды. Коровьи или лошадиные. Еще кого-то очень большого — точно больше обычной коровы. В прутья грудной клетки Цзян Чэн забрался, только слегка наклонив голову.

Кости белые-белые, обточенные, как будто сахарные.

Самое главное, никто не пропадал. Никаких трупов, никаких убийств, никаких трагедий и жалоб.

Только кости, непонятно откуда, кости, плавающие среди лотосов. Белые кости в мутной, желтоватой воде. Зеленые кругляши, как подносы, листьев, бутоны лотосов, почти жемчужно-розовые. Лягушки перепрыгивали с одного листа лотоса на другой. И кости среди всего этого, новые кости каждый день.

На закате Цзян Чэн приходил на причал, снимал обувь и опускал гудящие ноги в прохладную воду. Легкие волны щекотали его за пятки.

Белые цапли еле слышно ходили в кустах по правую руку от Цзян Чэна. Цзян Чэн не двигался, не хотел испугать птиц. Они давно здесь поселились, жили парой который год. Чисто белые, как будто из снега, длинноногие и длинноклювые, они выслеживали мелких рыбешек. Следовали друг за другом на небольшом расстоянии, почти синхронные.

Цзян Чэну нравилось наблюдать за ними, не шевелясь. Такая тишина стояла, что можно было и ветер почувствовать. Только волны облизывали дерево причала, да лотосы слегка покачивались над водой.

Цзян Чэн закрыл глаза и слегка отклонился на руках назад.

Что-то крупное, но легкое стукнулось ему о лодыжку. Цзян Чэн открыл глаза, взглянул на очередной «костяной подарочек» и скривился. Наклонился, достал длинную, в пол чжана, кость, шириной с запястье. Цзян Чэн вытащил меч, лежащий на настиле за спиной, и быстро разрубил кость на несколько частей. Кусочки кости выкинул в воду.

Кто-то еле слышно вздохнул из-за высокой осоки. Цзян Чэн вздрогнул.

— Кто здесь?! — рявкнул он.

Цзян Чэн подскочил, крепче хватая меч.

— Кто здесь? Быстро выходи!

Кто-то из-за кустов тихо и хрипло засмеялся.

Солнце медленно заходило, мир из красно-золотого становился темным. Ноги Цзян Чэна оскальзывались на мокрых досках. Никто ничего не произносил, и уж тем более никто не собирался появляться перед Цзян Чэном.

Цзян Чэн выругался, надел сапоги и пошел в сторону дома.

На следующее утро Цзян Чэн приказал прочесать кусты у причала. Конечно, никого не нашли, только цапель перепугали. Фиолетовые спины, согнувшиеся по пояс, тут и там мелькали из кустов. Цзян Чэн хмуро смотрел на копошащихся адептов его ордена и иногда орал, когда очередной адепт был не слишком расторопным. Один в воду свалился. У другого сапог застрял в грязи. Третий искололся осокой до кровивших царапин. Цзян Чэн закрывал лицо ладонью и тяжело вздыхал. И это — адепты его ордена?! Вот эти ничтожества?

Ничего не нашли, конечно. Никого и ничего.

На закате Цзян Чэн снова пришел на этот причал и увидел сложенный из крохотных костей «домик». Цзян Чэн вытаращил глаза и отточенным пинком отправил «подарочек» в воду.

Снова почудилось, как будто кто-то вздохнул.

На следующий вечер некто положил на деревянный настил вырезанный из цельной кости лотос. Цзян Чэну стало так тяжело, что даже рука не поднялась выбросить. Этот лотос тянул его на дно.

— Я заклинатель, — сказал Цзян Чэн пустоте, — Я заклинатель, а ты, скорее всего, мертвая тварь. Таких, как ты, я убиваю. Но ты вроде безобидная… Так, что пока живи. Только оставь меня в покое. Надоели твои подачки.

Тварь, похоже, обиделась, потому что со следующего дня начал пропадать скот. Коровы, лошади, свиньи. Да не по одной штуке, а стадами. Цзян Чэн рассвирепел. И снова приказал прочесать причал. И все берега Юньмэна.

Тварь все также к каждому вечеру приносила отдельные кости или складывала из них диковинные поделки. А скот все пропадал. Люди забили тревогу. Ночью Цзян Чэн пошел на охоту. Прочесали весь Юньмэн Цзян и окрестности, несколько дней летали на мечах, усталые, без еды и сна. Цзян Чэн орал на адептов, и Цзыдянь от постоянного использования стало горячим.

В кустах осоки кто-то смеялся над ним. И дарил подарки. Цзян Чэн плюнул на все и снова вечером пришел на причал.

Он разулся, опустил ноги в воду.

— Прости, — сказал Цзян Чэн еле слышно, — Только скот не трогай, ладно?

Ему никто не ответил.

Цзян Чэн лег на доски и уставился на небо. Дождя не обещали, хорошее лето стояло. Через несколько дней должен был приехать Цзинь Лин. Вэй Усянь с Лань Ванцзи где-то путешествовали. Но вообще Цзян Чэн ни с кем не хотел видеться, и никого видеть тоже, что-то говорить, объяснять, доказывать. О чем… Зачем… Цзян Чэн закрыл глаза и провалился в дрему.

Кто-то рядом тихо засмеялся.

Звезды глазели на него сверху вниз, наверное, они тоже смеялись. Цзян Чэн открыл глаза и повернулся на бок. Рядом лежал, голову подперев рукой, парень в черном ханьфу и с улыбкой смотрел на Цзян Чэна.

— Летом всегда особенные сны, — сказал парень.

Цзян Чэн медленно кивнул. Он не был уверен, не снится ли ему то, что он видел перед собой. Он не спал несколько ночей из-за этой бесполезной охоты.

— А мертвым сны снятся? — спросил парень.

— Я-то откуда знаю, — пробормотал Цзян Чэн.

— Ты считаешь себя мертвым?

— Я считаю себя… А-а-а! — Цзян Чэн подскочил. — Что за разговор! Какая разница, мертвым или живым я себя считаю? Это все сон.

Парень тихо засмеялся. Вытащил из рукава ханьфу тонкую и острую рыбью косточку и принялся ковыряться в зубах. Цзян Чэн скривился.

— Кости?

— Что? — спросил парень, подняв голову.

— Это ты оставлял кости.

Парень ничего не ответил, лишь всковырнул что-то у себя во рту и сплюнул в сторону.

— Что особенного в костях? — спросил Цзян Чэн.

Парень пожал плечами.

— Какое-то подобие вечности. Хрупкое. Они красивые. Жизнь не так красива… Жизнь уродлива, по большей части.

Цзян Чэн задумался, почесал подбородок и сел рядом.

— А смерть, по-твоему, красива?

Парень кивнул и улыбнулся.

— По мне, так — одинаково, — сказал Цзян Чэн, — Мы живем уродливо и умираем также.

— Кому как, — хмыкнул парень.

— Как твое имя? — спросил Цзян Чэн.

Парень отбросил кость и потянулся.

— У меня много имен. Ни одно из них не является настоящим. Я уже и забыл, какое из них подходило мне больше всего.

— Как мне тебя называть тогда?

— Можешь называть Хэ Сюанем, а можешь никак. Я люблю воду. И кости. Темноту. Там, где просто спрятаться. Ты тоже прячешься.

— Еще чего!

— Прячешься, прячешься. От жизни. Потому что думаешь, что давно умер. И живешь только на одной злости. А сейчас даже злиться не из-за чего стало.

— Зато спокойно.

— Да, мне тоже. Спокойно стало. Могу смотреть на закат и молчать.

Цзян Чэн надел сапоги — поднялся прохладный ветер.

— Пойду я… — сказал Цзян Чэн.

Хэ Сюань кивнул.

Иногда он приходил в образе девушки. Иногда в образе парня. А иногда вообще не приходил. В такие вечера Цзян Чэну было одиноко, как никогда. Красота заката сразу становилась натужной, напоказ. Запах от воды и лотосов не радовал. Кваканье лягушек раздражало. Цзян Чэн поднимал Цзыдянь и щелкал кнутом по траве. Лягушки убегали врассыпную, Цзян Чэну чуялось, что их кваканье становилось особенно возмущенным.

Пару цапель он никогда не трогал. Но и они навевали грусть.

Когда Хэ Сюань приходил, они только разговаривали. Иногда Цзян Чэн приносил с собой «Улыбку Императора». Теперь ее вкус не отдавался в Цзян Чэне такой болючей памятью.
Он не то, чтобы простил Вэй Усяня… Скорее смирился. И присвоил то, что он любил — себе.

Хэ Сюань в образе девушки становился кокетливым, но чаще хмурился. Что-то говорил про жизнь и смерть. А Цзян Чэн просто напивался под звездами. Становилось жарко, Цзян Чэн раздевался и прыгал в воду. Хэ Сюань смотрел на него темными, от чего-то страшными глазами. И ни одного движения в сторону Цзян Чэна, ни одного. Цзян Чэн поймал себя на мысли, что… Ну, а если это все был сон, понятно, что ничего не почувствуешь.

Цзян Чэн садился близко от Хэ Сюаня, а ведь это стоило ему больших усилий! Цзян Чэн впервые за долгое время мог позволить кому-то приблизиться больше, чем на чжан. Он всех держал на отдалении. Никого не касаться, и никто не коснется.

Исключение — Цзинь Лин, его последняя семья. Вэй Усяня касаться не хотелось. Касаться его было, словно касаться незаживающей до конца раны. Она иногда чесалась. Хотелось сорвать подсохшую корочку, и чтоб выступила кровь. В этом было что-то сладкое и отвратительное одновременно. Но Цзян Чэн боялся. Очень боялся.

От Хэ Сюаня пахло рыбой, тиной, лотосами, свежескошенной осокой, иногда — гнилью.
Цзян Чэна подташнивало.

Однажды, когда Цзян Чэн выпил три кувшина «Улыбки Императора», смелость забулькала в его венах, и он скинул Хэ Сюаня в воду. Хэ Сюань потащил его за собой, они упали под лотосы, вынырнули, и тут Цзян Чэн получил такой удар в челюсть, что на мгновение отключился.

Хэ Сюань был холодным как рыбина. Или мертвец. Это он успел осознать.

Цзян Чэн не помнил, как выбрался на берег. Хэ Сюань исчез, не сказав ни слова. Челюсть болела, в носу что-то ныло и пара зубов шаталась. Цзян Чэн проглотил слюну с привкусом крови и улыбнулся.

Хэ Сюань перестал появляться до конца лета. Цзян Чэн стал ходить на все охоты, какие попадались. Он загружал себя делами и не ходил на причал. И не думал о человеке, что пах рыбой и чувствовался как рыба.

— Мерзость, — заявил Цзян Чэн, раздеваясь у себя в покоях, — Какая же мерзость.

Какая разница. Ну мертвый он, и что? Он же не вредит никому? А если начнет… Цзян Чэн его убьет.

А потом стали пропадать люди. Цзян Чэну стал сниться Хэ Сюань. Иногда он на причале вгрызался в труп человека. Лицо человека оскалилось от агонии. Лицо Хэ Сюаня оскалилось тоже, но от злобы и похоти. Хэ Сюань поедал человечье мясо, отвратительно чавкая. Его бледная кожа окрашивалась бордовым. Цзян Чэн просыпался в поту. Вроде бы не кричал. Вроде бы. Цзян Чэна тошнило, он еле доползал до уборной.

Рыбу он перестал есть. Мясо — тоже. Приказал, чтоб рыбу в окружении нескольких ли не то, что не готовили, даже не разделывали! И не попадались ему на глаза эти чертвы торговки с корзинами рыбы! Всех — прочь!

Люди пропадали. И находились. Гули, лютые мертвецы. Опять кто-то побаловался темной энергией.

А Хэ Сюань не появлялся больше. К концу осени и сны о нем прекратились. И сам он стал не более, чем сном.

Так прошел год. Цзинь Лин возмужал, притих, помудрел, что ли. Обтесался как-то. Из него выйдет хороший глава ордена, подумал Цзян Чэн.

А ему надо жениться. На кого он сам оставит свой орден? Как же не хотелось об этом думать! И решать тоже.

Цапель на причале стало больше. В конце мая Цзян Чэн опять стал проводить по несколько часов на причале. Уже ни о чем и ни о ком не думая. Бессмертные не имеют лишних мыслей, живут в моменте. Голова ясная, наполненная ян.

Цзян Чэн лег на доски и закрыл глаза. Он ощущал, как солнце уползало, забирая за собой цвета и тепло. Волны тихо бились о настил. Цапли еле слышно ходили в кустах. Лягушки размеренно квакали.

Кто-то наклонился над Цзян Чэном и засмеялся прямо ему в губы. Запах рыбы, тины, лотосов. Цзян Чэн не открывал глаз.

Он поднял руку, и чужая рука поймала его в захват. Мгновение замерло. Волны бились о доски. Цзян Чэн слегка приподнялся и ощутил солоноватый привкус воды на своих губах.

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Цепи для героя, Дело 2, Пролог

Пэйринг и персонажи: Вэй Ин/Лань Чжань, Лань Хуань/Цзян Чэн, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Мэн Яо, А-Цин, ОМП, ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
Жанры: AU Детектив Драма Мистика Стимпанк Ужасы
Предупреждения: Насилие, Убийства

Описание:
Обычные будни Необычного отдела расследований. Стимпанк AU.

7. Прощай, моя наложница: Пролог

В школе их долго учили цзинцзюй ляньлу. Несколько лет. Как ставить руку, как смешивать краски, какие цвета для какого образа подходят больше всего. Образов много, но за каждым актером рано закрепляется основной.

Он любил наносить грим, в этом было что-то медитативное. Ожидание своего выхода ощущалось как скачок в неизвестное. Каждый раз как новый. Потому, к этому скачку нужно было подготовиться. Дело не в репетиции: он знал свои роли на зубок, до последнего слова, до последней интонации. Нежный жест руки выглядел многозначительно и одновременно хрупко. Количество шагов было определено заранее. Наложница идет к императору пять шагов. Не больше, и не меньше. Ровно пять строго отмеренных шагов.

Он все это знал, выучил давно-давно. Так, что повторения не требовалось. Но ему всегда требовался этот час, в который он сам себе или партнеру накладывал грим. Медленными движениями кисти, с ювелирной точностью.

Из всего грима свинцовые белила были самими ядовитыми. Он не знал, многих ли тянуло облизать кисть и дожидаться смерти. Его тянуло.

Его всегда тянуло к смерти. Каждый день, каждый выход на сцену. На сцене он тоже каждый раз умирал. Это была придуманная смерть, театральная, но все же — смерть.

Смерть — это значит, ты не будешь существовать. Смерть — это значит, ты не будешь помнить.

Смерть — это значит, пришла тишина и темнота, и никаких больше огней (сцены в том числе), шума, аплодисментов. Все закончилось. И ничего не болит.

Как хорошо!

***

Вэнь Цин быстро навела порядок. Они ругались с Цзян Чэном, но в его глазах, когда он смотрел на нее, скрывалось что-то еще, кроме раздражения. И это неясное «что-то еще» было восхищением, запрятанным глубоко-глубоко.

С Цзян Яньли Вэнь Цин быстро подружилась. Они смеялись в комнате Цзян Яньли над какими-то своими шутками, Цзян Чэн ходил мимо настороженно. Даже завидовал. С Вэй Усянем они давно так шушукаться не могли, только переругивались, цепляли друг друга, били по-больному. Вина висела на обоих. Хотя вина Цзян Чэна была не настолько тяжелой.

Он все же не убил.

Но он знал, что мог бы тогда докончить все, раз и навсегда. И тогда он бы не знал, каким бы жил сейчас. Наверное, вообще бы не смог жить. Никаким не смог. Умер бы там же, рядом с Вэй Усянем.

А Вэнь Цин лечила Цзян Яньли. Она поила ее отварами трав, делала ей массаж, тонкие иголочки втыкала в загадочные точки на теле…

Через неделю, ранним пасмурным утром, Цзян Яньли смогла подняться с коляски и постоять на слабеющих ногах несколько секунд. Улыбка сестры была как лотос, полный надежды и чистоты. Цзян Чэн никогда не видел ничего настолько же прекрасного, как ее улыбка в то мгновение. Ему даже стало не по себе от ее улыбки. Внутри что-то заныло.

Вэй Усянь стоял рядом, прислонившись к косяку двери плечом, и тоже улыбался. Но в его улыбке было больше боли.

Цзян Чэн хотел попросить вылечить их всех, всех до одного. Но он знал, что Вэнь Цин не сможет. Отвары не помогут, массаж не подействует, для иголок нет таких точек на теле. У них ничего не сломано, руки-ноги шевелятся. Они спят, едят, работают.

Улыбаются улыбками невидимой боли. Живут.

— Это не может продолжаться долго, — сказал он Вэнь Цин.

— Я знаю, — вздохнула она, — Пройдет еще пара недель, подлечу А-Ли.

Вэнь Нин оказался сильным телепатом. А еще с помощью его крови можно было управлять Измененными. Наверное, он был самым сломанным из них всех.

Что в Цишань Вэнь делали с ними, с братом и сестрой, сиротами, они с Вэнь Цин никогда не рассказывали, больше отмалчивались или отделывались односложными фразами.

Отворачивали одинаковые лица. Не смотри и не спрашивай. Сразу все эмоции (а у Вэнь Нина их было не так уж и много, основная — робость) исчезали. Лица каменели, застывали.

Вэй Усянь подружился с Вэнь Нином. Этому Цзян Чэн тоже немного завидовал.

Но жизнь с нежданными пришельцами принесла ноту какого-то спокойствия и эфемерной надежды. Удивительной надежды.

Приказ Цишань Вэнь завис дамокловым мечом. Лань Сичень придумал план, в котором Сяо Синчэнь взрывал пару построек на самом севере города и оставлял пару десятков своих мотыльков. Лань Сичень лично отнес отчет в Цишань Вэнь. А еще — украденное А-Цин золото. По-хорошему, ее надо было сдать властям, но за нее встали всей командой. Даже Цзян Чэн не поморщился: Цзян Яньли убедила его помочь девочке. Он всегда шел на поводу у своей сестры. Она могла двинуть одним пальцем, а он уже перед ней на коленях. Ничего не мог поделать. Лань Цижэнь только очень-очень-очень тяжело вздохнул. И махнул рукой.

Золото все вернули. Заплатили за ущерб. Лань Цижэнь сказал А-Цин отрабатывать свои «подвиги», и да, деньги в счет ущерба. В общем, работать бесплатно. Вэй Усянь хохотал так, что даже слезы выступили у него на лице.

А потом, недели через две после освобождения А-Цин и брата с сестрой, Цзян Чэн пошел посмотреть на труп, найденный недалеко от театра.

Трупа оказалось два. Сначала он не понял, почему позвали их, а не основную Префекторию. Вроде ничего мистического.

Вроде ничего такого. Совсем ничего. Кроме нескольких десятков ударов мечом, точных, резких, умелых. Труп мужчины стал похож на решето, в котором моют рис.

Труп женщины… Цзян Чэн даже смотреть не стал, сказал только, чтоб доставили к ним в штаб для исследования.

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Цепи для героя, Дело 1, часть 5

Пэйринг и персонажи: Вэй Ин/Лань Чжань, Лань Хуань/Цзян Чэн, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Мэн Яо, А-Цин, ОМП, ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
Жанры: AU Детектив Драма Мистика Стимпанк Ужасы
Предупреждения: Насилие, Убийства

Описание:
Обычные будни Необычного отдела расследований. Стимпанк AU.

6. Дело о белых мотыльках: Окончание


Чтобы что-то потерять, ты должен сначала это обрести. И наоборот.

С ними вели войны и их же в них использовали. Они создавали хлипкие государства, которые быстро разваливались то ли из-за алчности, то ли от отчаяния. Их уничтожали, их боготворили.

Измененные всегда были где-то посередине: между человеком и небожителем. Между адом и раем. Между зверем и ангелом. Измененные зависели от своей силы, но не желали ее. Она приходила, когда ее не ждали. Она приходила в момент величайшей боли и величайшего отчаяния, в кризисный момент. Она приходила не к каждому, слепо выбирая «носителя», который теперь вынужден был с ней сживаться.

Многие желали стать Измененными, но не многим это удавалось.

Вэй Усянь был неправильным Измененным, носителем чудовищной, темной, разрушительной силы, он родился таким или стал когда-то, когда не помнил — он не знал. Это была его ноша, его кара, его вина, его грех и его страсть. Это была его жизнь. И об этом поведает наш рассказ.

К войне нужно уметь подготовиться, прежде чем выступить в бой. А Вэй Усянь просто напился.

— Без меня, — сказал он Лань Ванцзи, который встал поперек загаженной комнаты истуканом в белом.

Лань Ванцзи сдернул одеяло с Вэй Усяня и подождал, пока тот проорется и проноется: все вперемешку.

— Я вообще вам не нужен! Я бесполезен! — заявил Вэй Усянь, со стоном уткнувшись в подушку.

— Кто так сказал?

— Цзян Чэн. Он постоянно так говорит.

— И ты его слушаешь?

— Он — мой брат. Мне приходится.

Лань Ванцзи подошел к окну и распахнул шторы. Окна, расчерченные витражами, пустили разноцветные пятна света по комнате. Стол Вэй Усяня был завален пиалами, кувшинами, чайниками, книгами, какими-то клочками бумаги — и всё под слоем пыли. Лань Ванцзи чихнул.

— Я специально не убираюсь в твоей комнате, потому что это твоя комната.

— И хорошо. Может, ты еще и уберешься прочь из моей комнаты, потому что это моя комната? — заявил Вэй Усянь, приподнимая голову и осоловело моргая.

— Если ты можешь произносить длинные осмысленные фразы, значит уже проснулся.

— Черт! — проговорил Вэй Усянь и спустил ноги. Он долго и задумчиво глядел перед собой. Поджал пальцы, поскреб пол.

Лань Ванцзи смахнул пыль со стола.

— Что вы решили? — спросил Вэй Усянь.

Лань Ванцзи еле заметно пожал плечами.

— Пойдем вместе. Лань Хуань, ты, я, Цзян Чэн и этот с мотыльками…

— Его тоже с собой?

— Он бы все равно не остался сидеть на месте. Из-за девчонки.

— Все равно не понимаю, на кой-черт вам сдался я.

— Ты легко сдаешься.

— Теперь я не легко решаюсь.

— Когда тебя это останавливало?

Вэй Усянь промолчал.

— Когда я был на стартовой площадке дирижаблей, то Цзян Чэн засек меня, — сказал он после паузы, — Я не удержался. Это слепое желание.

— Что ты сделал?

Вэй Усянь поднял взгляд на человека перед собой и слегка улыбнулся. В его улыбке было больше горечи, чем чего-то еще.

— Знаешь, как мне хочется докончить то, что я не докончил шесть лет назад? Ты даже не представляешь…

— Это так сложно — ничего не делать?

— Представь себе.

Лань Ванцзи, расправив полы ханьфу, сел рядом на кровать.

— Второе заклятие сковывания, — сказал он.

Вэй Усянь покачал головой.

— Нет, — твердо заявил он, — Слишком опасно. Ты можешь погибнуть. Моя сила и так жрет тебя изнутри. Ты давно был у врача?

— Лань Хуань осматривает меня.

— И что?

Лань Ванцзи сжал губы.

— И что он сказал? Не скажешь ты, я сам у него спрошу.

— Собирайся, — ответил Лань Ванцзи вместо этого и встал с кровати.

***

Цишань Вэнь засели в замке — громадине из серого кирпича. У них было много денег, но еще больше у них было жажды обладания. Много лет назад они проиграли войну, но не сгинули до конца — их планы стали тихими, мало понятными кому-либо другому, кроме них. Явный и теневой бизнес поддерживал их… Не всегда честный. Не всегда законный. Но за большие деньги можно простить многое.

Грозовые тучи зависли над Циндао, где-то, еще вдалеке, била молния. Мир приобрел сизый оттенок, оттенок тревоги.

Замок Цишань Вэнь напоминал тюрьму.

Вэй Усянь стоял у стены, под фонарем, и переминался с ноги на ногу. Во рту он мусолил травинку, сорванную по пути.

Сяо Синчэнь пустил своих мотыльков, чем сильно озадачил охранников. Мотыльки, оказывается, могли кусаться!

Пока охранники отмахивались, Цзян Чэну и Лань Ванцзи удалось проскользнуть внутрь.

Лань Сичень взял несколько камешков, соорудил из них «существо» и оживил, подув.

«Существо» встало на каменные «лапы», потянулось, потерлось о руку Лань Сиченя и побежало за Сяо Синчэнем и остальными.

Вэй Усянь остался ждать знака. Ждать пришлось долго.

***

Кандалы натирали ногу до кровавой, незаживающей раны. Вэнь Цин убирала сукровицу как могла, но обод был настолько жестким, что даже ее знаний и способностей не хватало… И потому что ее способности кандалы запечатывали напрочь.

Кровь Вэнь Нина. Кандалы и для нее и для него были сварены на крови Вэнь Нина.

Вэнь Цин постоянно хромала. Сорок шагов из одной комнаты в другую. От окна к окну. Цепь тянулась за ней, как извечная тоска. Тучи скрыли небо. Где-то ударила молния, и завыла собака.

Стены, обитые красным шелком, осветились на мгновение, чтоб кануть во тьме. Вэнь Цин не зажигала ни ламп, ни свечей.

А потом начался внезапный переполох…

— Вэнь Нин! — ахнула она.

«Ты должен бросить меня и бежать» — сколько раз она говорила ему это. Снова и снова. Она по ночам выбиралась в покои и смотрела на него, избитого, истощенного, тяжело дышащего. Из-под полотнища спутанных волос он поднимал на нее покрасневшие глаза.

Его покои были недалеко от ее комнаты. Цепи хватало едва-едва. Она могла прийти, но не коснуться его. Просто встать рядом.

Иногда этого было достаточно, иногда — нет.

— Ты можешь их всех уничтожить, — говорила она. Когда еще была возможность… А потом они сварили цепи на его крови, и посадили их обоих как жалких тварей.

— Наша семья нас ненавидит, — говорила она, — Когда-нибудь я убью их всех.

Вэнь Нин не улыбался. Только смотрел на нее. Иногда ей казалось, что он плачет, но он никогда не плакал.

А потом случился этот день: тучи, духота, запирающая вдох в грудной клетке, и «существо» из камешков.

Вэнь Цин внезапно засмеялась. Захохотала, почти истерически.

Появились два человека, очень похожих друг на друга, один в белом, другой в белом и голубом. Вэнь Цин сидела на полу. Нога ужасно ныла. Рана расползлась красно-фиолетовой кляксой по голени.

Человек в белом наклонился над Вэнь Цин, не говоря ни слова, провел ладонью по кандалам, и они распались сами собой.

И тогда она поняла, что эти два загадочных человека — такие же как она сама и Вэнь Нин.

— Наши друзья отвлекут… Мы пойдем первыми. Ты знаешь, где девочка?

Вэнь Цин задумалась.

— Да… В другом крыле уже неделю разносятся крики. Я туда не ходила. Возможно, она там. Нужно освободить брата.

— Где он?

— Соседняя комната со мной.

Человек в белом, Лань Ванцзи, ушел в покои Вэнь Нина.

Вэнь Цин смотрела на Лань Сиченя задумчиво.

— Уходите первыми. Я приведу девочку.

— С тобой пойдет Лань Ванцзи.

Вэнь Цин кивнула. Встала, подошла к стене и нажала на скрытую панель за сплошным красным шелком — панель отъехала в сторону. В нише лежал прекрасный клинок, острый как сталь, нежный как рассвет.

Лань Сичень удивился.

— У тебя был меч. Почему ты не сбежала?

— Из-за брата. А он бы не ушел из-за меня. Семейные узы — самые тяжелые кандалы.

Вэнь Цин взяла клинок в руки, поцеловала рукоять и заткнула его за пояс.

— Он нам еще послужит.

Девочку они нашли в Башне Западного ветра. По пути Вэнь Цин без сожалений убила двоих. Все находящиеся в Цишань Вэнь были родственниками. Даже эта парочка из хлыща и задиры, какие-то очень дальние родственники. Вэнь Цин было все равно. Она вытащила клинок из тела с влажным звуком, почти всхлипом, но лицо ее не выражало ничего, кроме решимости и слепой мести. Кровь обагрила ее пальцы. Вэнь Цин вытерла пальцы об одежду, не беспокоясь о том, как она теперь будет выглядеть.

Девочке было не больше четырнадцати. Худенькая, измученная и избитая до полусмерти. Полотняная рубаха на ней отвердела от грязи и крови. Лань Ванцзи снял кандалы и взял девочку на руки.

— Уходи. Я пойду замыкающей. Пусть меня увидят. Подумают, что это я освободила ее и сбежала втроем с братом. Вас не должны засечь.

Лань Ванцзи кивнул и пошел вперед.

Напоследок Вэнь Цин натаскала в подвал соломы и подожгла ее. Пошел дождь, как будто в небе что-то лопнуло. Вэнь Цин стояла у стены замка, где она выросла, и который она ненавидела всей душой. Дождь оставлял на лице дорожки, похожие на слезы.

***

А-Цин смотрела на новообретенных друзей подозрительно. Ее накормили жареным рисом, питательным супом из свинины с корнем лотоса, даже пиалу вина налили. А-Цин смела все и не сказала ни слова. Сяо Синчэнь поставил стул около ее кровати. Он молчал. Она — тоже.

— Вот только не говори мне, что я «доигралась», — хрипло произнесла она.

Сяо Синчэнь слегка улыбнулся.

— Не скажу, но ведь это так и есть.

А-Цин подалась вперед, пихнула Сяо Синчэня в плечо и засмеялась.

***

Через сутки Цзян Чэн сидел вечером в штабе и двумя пальцами левой руки держал бумагу. На лице Цзян Чэна было неописуемой силы отвращение. Словно несчастная бумага содержала в себе всю мерзость мира. Так и было.

Ну почти.

Лань Сичень потушил все лампы кроме одной.

— Ты идешь? — спросил он.

Цзян Чэн отмер далеко не сразу.

— Ты знаешь, что здесь написано? — спросил он.

Лань Сичень вздохнул:

— Предполагаю.

— А написано здесь, что нам нужно найти человека-колдуна с мотыльками, Вэнь Цин и ее брата, а также девчонку. Они совершили, послушай-ка, — Цзян Чэн замолчал на мгновение, — ди-вер-сию! — проговорил он по слогам.

Кольцо на правой руке Цзян Чэна выбросило маленькую сиреневую молнию. Лань Сичень подошел к Цзян Чэну и положил свою ладонь на руку Цзян Чэна с кольцом. Цзян Чэн опустил бумагу и долго смотрел на чужую ладонь на своей. Кольцо выбросило еще одну крошечную молнию. Но Лань Сичень не убирал руки.

Даже маленькая молния болезненна. Даже маленькая молния Цзыдяня отдается болью.
Но он никогда не убирает руки. Никогда.

***

Вэй Усянь не спал. Он смотрел на потолок и пытался по сероватым прожилкам побелки вычислить свое будущее. Будущее смотрело на него и ухмылялось. Под пальцами затесался пепел. Лань Ванцзи в другом конце коридора спал как монах, накрывшись по грудь тонким одеялом, руки по бокам. Монах или мертвец. Он всегда так спит. Вэй Усянь откинул одеяло и вышел из комнаты.

Когда он открыл дверь, Лань Ванцзи резко поднялся.

— Что случилось? — спросил он.

Вэй Усянь поднес палец к губам и подошел на несколько шагов ближе. В темноте он смотрел на парня перед собой и не решался сделать хоть малейшее движение.

Лань Ванцзи протянул руки и обнял Вэй Усяня за пояс.

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Цепи для героя, дело 1, часть 4

Пэйринг и персонажи: Вэй Ин/Лань Чжань, Лань Хуань/Цзян Чэн, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Мэн Яо, А-Цин, ОМП, ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
Жанры: AU Детектив Драма Мистика Стимпанк Ужасы
Предупреждения: Насилие, Убийства

Описание:
Обычные будни Необычного отдела расследований. Стимпанк AU.

5. Дело о белых мотыльках: Часть четвертая

Лань Ванцзи прошел в кабинет, взял стул и сел позади гостя. Вэй Усянь поступил также.

— В городе нельзя носить мечи, — сказал он.

— Прошу прощения, — проговорил Сяо Синчэнь и, наклонившись, опустил меч на пол.

Все молчали и не знали с чего начать. Вэй Усянь откашлялся.

— Ты Измененный? — вдруг спросил Цзян Чэн.

Сяо Синчэнь медленно кивнул.

— А еще я слеп.

— Когда ты стал Измененным?

— Цзян Чэн, — Вэй Усянь слегка повысил голос, но Цзян Чэн только отмахнулся.

— Я пытался покончить с собой, — спокойно проговорил Сяо Синчэнь.

— И с этого…

— Именно.

Цзян Чэн резко поднялся, подошел к гостю, поймал пару мотыльков и сжал их в кулаке. Стрекот прекратился.

— Цзян Чэн, — голос повысил уже и Лань Сичень.

Цзян Чэн разжал руку, и то, что осталось от мотыльков упало на пол. Серо-белые кусочки.

— Остынь, — тихо проговорил Вэй Усянь.

— Как ты воровал золото? — спросил Цзян Чэн.

— Я думаю, тебе стоит выйти.

Но Цзян Чэн проигнорировал его предложение. Тогда Лань Сичень поднялся со вздохом, подошел к Цзян Чэну, обнял за плечо. Цзян Чэн вздрогнул, но тут же обмяк в чужих руках.

— Пусть гость расскажет все по порядку, — произнес Лань Сичень тихо, увещевающе.

Цзян Чэн слегка скривился, но смолчал.

Сяо Синчэнь впервые переменил позу, почти незаметно, с легким шорохом ткани. Он немного помолчал, прежде чем начать.

— Мы с другом были заклинателями. Путешествовали по отдаленным областям. Помогали избавляться от призраков или последствий от обращения с магией. Люди относятся к магии слишком легкомысленно.

Вэй Усянь согласно хмыкнул.

— Так мы путешествовали несколько лет. Пока не встретили еще одного человека. Я знаю его под именем «Сюэ Ян». Возможно, у него другое имя.

— Он тоже был Измененным? А твой друг?

— Сюэ Ян — да, уже был Измененным. А мой друг… Нет. Он владел магией, но Измененным он не был. Да и это теперь не имеет значения, он давно мертв.

Тишина повисла тяжелая как сырое одеяло. Вэй Усянь встал, чтоб поставить чайник на горелку. Пока он суетился, Лань Сичень усадил на место Цзян Чэна.

— Втроем с Сюэ Яном мы путешествовали еще год. Потом… — Сяо Синчэнь нервно сглотнул. — Если коротко, то я виноват в гибели своего друга. Он предупреждал меня.А я не слушал его. Сюэ Ян пощадил меня. Но он обездвижил меня — это одна из его способностей Измененного. Он меня обездвижил, а сам убил моего друга. Выкопал ему могилу, завернул тело в саван, даже сжег ритуальные деньги. Я смотрел на все и ничего не мог сделать. Когда все было закончено, Сюэ Ян отвел меня в дом, в котором мы тогда жили, зажег очаг и ушел. Через несколько часов только я смог пошевелиться. Сюэ Ян уже был далеко.

— А потом ты пошел на могилу…

— Да, — Сяо Синчэнь кивнул. — Пошел на могилу и выколол себе глаза. И перерезал горло. Почти. Я не умер.

Вэй Усянь с грохотом поставил тот самый, недавно чуть не пострадавший, чайник на основной стол.

— В чем состоит твоя способность как Измененного?

Сяо Синчэнь пожал плечами.

— Ничего особенного. У меня нет глаз, но мне они и не нужны. Отличный слух, реакция, осязание. Я чувствую идущий поезд, который находится отсюда за десяток ли, как будто он рядом. Могу настраиваться на что-то определенное и чувствовать это.

Цзян Чэн привстал и кинул пиалу в Сяо Синчэня, тот протянул руку и молниеносно поймал ее, как будто змея дернулась и поймала мышонка. Мотыльки над Сяо Синчэнем заволновались.

— Также у меня иногда получается управлять мотыльками. Но не всегда.

— А золото? — спросил Лань Сичень.

Сяо Синчэнь уронил голову на грудь, от чего его лицо скрыли волосы.

— По пути сюда я познакомился с девочкой, тоже Измененной. А-Цин.

Вэй Усянь поднял брови. Лань Ванцзи пошевелился.

— Она воровала золото? — впервые за все время произнес он.

Сяо Синчэнь кивнул.

— Она может становиться невидимой. Это ее способность.

— А золото…? — начал Вэй Усянь, — Для детей?

Сяо Синчэнь снова кивнул.

— Она хотела раздобыть плавильный чан и переделать награбленное в пластины, которые можно было бы легко продать, не опасаясь последствий.

Вэй Усянь ухмыльнулся.

— Умно, — протянул он, — Так где она сейчас?

— А вот этого я, как раз, и не знаю.

Вэй Усянь обернулся и посмотрел на Лань Ванцзи.

— Думаю, придется помочь.

Лань Сичень кивнул. Цзян Чэн нахмурился, но ничего не сказал.

***

Вэй Усянь перебирал бумаги в поисках хоть какой-нибудь зацепки, которая могла бы помочь найти А-Цин. Распахнулась дверь, и внутрь въехала коляска с Цзян Яньли.

— Цзецзе! — вскричал Вэй Усянь. Сзади нее маячил хмурый Цзян Чэн. Послышались детские голоса, и внутрь ввалилась толпа детишек, уже умытых, причесанных и накормленных — Лань Ванцзи и Цзян Яньли пол дня занимались этой шумной ватагой.

Цзян Яньли подъехала к Вэй Усяню, тот наклонился и заключил сестру в объятие.

— Я ненадолго, — сказала она, — Надо куда-нибудь устроить детей…

— Школа Гусу? В которой мы учились?

Цзян Яньли подумала и кивнула.

— Думаю, да. С главой Гусу, правда, я еще не связывалась. Это же расходы…

— Я свяжусь, — проговорил Лань Ванцзи.

— Он согласится их принять? — Цзян Яньли посмотрела на Лань Ванцзи.

— Дядя не сможет отказать. Я скажу, что просишь ты.

Вэй Усянь не поверил своим глазам: кажется, Лань Ванцзи слегка — ободряюще — улыбнулся.

— Я вот его видеть точно не хочу, — проговорил Цзян Чэн.

Вэй Усянь хихикнул.

— Кого он терпеть не может, так это меня.

Цзян Чэн криво улыбнулся:

— Может, он так привязанность выражает. Но ты и правда доводишь его до белого каления.

Вэй Усянь улыбнулся и протянул руку, чтоб погладить сестру по голове. Цзян Яньли засмеялась, схватила его за ладонь и пощекотала нежное место между указательным и средним пальцами.

***

— По ценности, но не по количеству, больше всего было украдено у Цишань Вэнь, — сказал Вэй Усянь.

Лань Сичень принялся ходить по комнате.

— Это плохо.

— Чем же?

— Про Цишань Вэнь ходят не очень хорошие слухи.

— Они очень активно интересуются Измененными, — закончил за него Лань Ванцзи, — И нам опасно туда соваться.

— Как будто ты когда-нибудь боялся опасности, — парировал Вэй Усянь.

— Но в любом случае, нам нужно будет разработать план, — проговорил Лань Сичень, замерев у окна.

Солнце садилось, и краски смывало, словно оно забирало их за собой. Мир замолкал, но из углов домов, из притаившихся теней выползала настороженность.

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Цепи для героя, Дело 1, часть 3

Пэйринг и персонажи: Вэй Ин/Лань Чжань, Лань Хуань/Цзян Чэн, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Мэн Яо, А-Цин, ОМП, ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
Жанры: AU Детектив Драма Мистика Стимпанк Ужасы
Предупреждения: Насилие, Убийства

Описание:
Обычные будни Необычного отдела расследований. Стимпанк AU.

4. Дело о белых мотыльках: Часть третья


Утром следующего дня, в полутьме, за закрытыми шторами, под тусклым светом ламп Вэй Усянь лениво переливал остывший чай из одной пиалы в другую, разбрызгивая жидкость.

— Я ведь даже не пил вчера, а чувствую себя так, словно давно умер.

— Вот уж не знаю, хорошо это или плохо, — сообщил Цзян Чэн, темным сгустком мелькнув мимо.

— Не начинай.

— Я и не начинаю. — пожал Цзян Чэн плечами.

— А вчера что было?

Цзян Чэн резко развернулся к Вэй Усяню. Вэй Усянь поднял ладонь и показал чернеющие следы укуса.

— Ты действительно хочешь об этом поговорить? — сказал Цзян Чэн с угрозой в голосе.

Вэй Усянь неловко поднялся из-за стола, за которым сидел. Он так рано заявился в штаб — и сам не знал почему. Находиться дома было невыносимо. Дом он делил с молчаливым Лань Ванцзи. Своего дома у Вэй Усяня не было уже много лет.

— Если бы хотел, то ты давно бы убил меня, — сказал Вэй Усянь со вздохом.

Цзян Чэн встал прямо, сложив руки перед собой. На пальце правой руки блеснуло фиолетовым кольцо. Вэй Усянь скосил на него взгляд. Цзян Чэн заметил это и спрятал руку.

— Что же ты меня не убьешь? — спросил Вэй Усянь со сладко-горькой улыбкой.

— Иди… — прохрипел Цзян Чэн и сел за свой стол, -… к черту.

Вэй Усянь хмыкнул.

— Рука болит? — глухо спросил Цзян Чэн.

— Не особенно. Ничего страшного. Ножи были… хуже.

Цзян Чэн дернулся, затем согнулся и стал дрожащими руками перебирать бумаги. Через тягучее и мучительное мгновение пришел Лань Сичень. Лань Ванзци где-то подзадержался — по другому делу.

Вэй Усянь кратко описал ситуацию, с проклятием, которое таковым не оказалось. Лань Сичень стер фразу «неизвестное проклятие» с доски.

— Что у нас есть еще? — спросил он.

— Золото не может исчезать бесследно, — проговорил Вэй Усянь и уселся на стол, подвинув задницей чайник и пиалы. Чайник опасно завис, балансируя на краю столешницы. Цзян Чэн нахмурился, не решаясь встать и убрать чайник. Подходить к брату не хотелось от слова «вообще».

— Не может, — сказал Цзян Чэн, бросив попытки беспокойств о чайнике и уткнувшись взглядом в доску, — но оно исчезает.

— Рынки, скупка, — сказал Вэй Усянь, поднял палец и опять чуть двинулся, потревожив чайник. Цзян Чэн сглотнул.

Цзян Чэн встал, взял довольно толстенькую стопку листов и грубо плюхнул ее рядом с Вэй Усянем. Затем бережно взял чайник в руки и переправил его на свой стол.

— Что это? — спросил Вэй Усянь, глядя на стопку.

— Ты когда-нибудь будешь читать документы по делу? — с раздраженным вздохом спросил Цзян Чэн. Когда через мгновение он не дождался реакции, то всплеснул руками: — А ну правда, зачем!

— Все хорошо! — внезапно негромко, но освежающе сказал Лань Сичень.

Вэй Усянь и Цзян Чэн оба уставились на него. Лань Сичень улыбнулся.

— Золото, и правда, исчезает. Те бумаги, что тебе дал Цзян Чэн — это список всего украденного. Со всеми приметами.

Вэй Усянь присвистнул.

— И это все… выучить? — в глазах его застыл ужас. Цзян Чэн прикрыл лицо ладонью и покачал головой.

— Про-чи-тать, — проговорил он по слогам, опустив руку, — Хотя бы прочитать. Ты бесполезен.

Цзян Чэн взял чайник в руки и прижал к животу.

Вэй Усянь даже обиделся:

— Как это так? Я был на стартовой площадке вчера. Расспросил свидетелей.

— Ага, — едко ответил Цзян Чэн, — А дело мы уже ведем три недели. И где ты был все эти три недели?

Не в бровь, а в глаз. Вэй Усянь пристыженно заткнулся. Лань Сичень только тихо засмеялся.

— Мы пойдем проверим скупки с Лань Ванцзи, — заявил Вэй Усянь, решившись после минуты раздумывания.

— Ты не понял? Пропавшего золота нет. Оно исчезло, — проговорил Цзян Чэн, нежно поглаживая крутой бок чайника. Взгляд Вэй Усяня, направленный на него, стал подозрительным. Лань Сичень безмятежно наблюдал за ними.

— А мы все равно пойдем! — заявил Вэй Усянь.

— Да вали! — рявкнул Цзян Чэн и подкинул чайник вверх. Вэй Усянь вытаращил глаза.

Цзян Чэн ртом изобразил шокированную букву «о», глядя как пузатенький беленький чайник, потеряв по пути крышку, крутанулся вокруг своей оси и ринулся вниз. Он неминуемо бы разбился, если бы не голубая вспышка, взмах длинных черных прядей волос и шелест ткани: Лань Сичень резко наклонился и поймал чайник в паре цуней над полом — одной рукой, и вывернувшись, прихватил и крышку — другой.

***

Лань Ванцзи снова следовал за ним как белый призрак, как бесприютная душа. Вэй Усянь ходил там, ходил сям… И ничего не находил. Рынок гудел и суетился как улей. Женщины продавали ткани разных цветов, пряности, косметику и посуду. Мужчины — загадочные металлические детали, полуразобранные механизмы, блестящие от конопляного масла. На конопляном же масле рядом жарились пирожки с горохом, и за соседним прилавком алели боками яблоки, уже готовые окунуться в огненно-горячую карамель. Вэй Усянь облизнулся. Лань Ванцзи посмотрел на него задумчиво, достал кошелек и купил яблоко в карамели, затем, не говоря ни слова, отдал его Вэй Усяню. Вэй Усянь взглянул на подарок, взял в руки палочку, на которой было нанизано яблоко, сказал «спасибо», но не кусал, а только недоуменно дырявил взглядом яблоко. Он от чего-то боялся поднять глаза на Лань Ванцзи.

— Пойдем, — сказал Вэй Усянь, справившись с собой, и двинулся вперед.

Скупка металла находилась в самом конце рынка, и Вэй Усянь успел прикончить яблоко тремя большими укусами.

— То происшествие изменило меня, — сказал он внезапно.

— Какое?

Вэй Усянь не ответил, только раздвинул багряное полотнище ткани, сверху звякнула «музыка ветра», и еще одна, и еще, пустила в хоровод золотых зайчиков. Большая статуя Будды в углу глядела на посетителей с нежностью, и одновременно равнодушием.

— А ты не изменился, — продолжил Вэй Усянь, подходя к Будде и вставая перед статуей на колени. Он распростерся на коврике, поднялся, держа ладони в молитвенной позе. Лань Ванцзи рядом проделал тоже самое. Вэй Усянь поднялся и положил несколько монет в тарелочку для подношений.

— И это так странно. Хотя чего тут странного — ты ничего не говоришь, никогда ничего не говоришь о том, что было.

— Так было нужно, — проговорил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь невесело рассмеялся:

— Нужно — что? Не дать мне умереть под руками Цзян Чэна, потерявшего родителей? Или же нужно было дать мне возможность уничтожить весь город?

Лань Ванцзи молчал. Он мало чем сейчас отличался от Будды рядом.

— Тебе не станет легче, если ты будешь постоянно себя судить, — лишь проговорил он.

Вэй Усянь повел плечами и пошел вперед, в глубину помещения:

— Мне никогда и ни от чего не станет легче.

Лань Ванцзи еще раз поклонился статуе Будды и пошел за ним.

За прилавком сидел толстенький и мало приметный человечек в аляповатом, «под парчу», ханьфу.

Вэй Усянь выбрал часть из кучи листов, которые дал ему Цзян Чэн, человечек нехотя и медленно проглядел их. Лань Ванцзи молча кинул пригоршню золотых на прилавок. Взгляд человечка стал уже более заинтересованным. Но он все же отрицательно покачал головой. Это был уже третий рынок, и опять их настигло великое и безмолвное «ничего». Неужели, Цзян Чэн оказался прав, и они попросту теряют время?

Вэй Усянь все-таки оставил всю опись украденного и адрес для связи. Когда они с Лань Ванцзи уходили, мимо прошмыгнула девчушка лет семи, в кулачке крепко держа что-то блестящее. Девчушка была грязной, очень тощей, с кровавой соплей под носом.

— Где ты это взяла? — спросил хозяин скупки ласково.

Девчушка хмуро на него воззрилась.

— Я дам тебе за нее два медяка.

Вэй Усянь остановился, подал знак Лань Ванцзи и прислушался.

— Два медяка, не больше.

Вэй Усянь вышел на свет и присел перед малышкой. Он достал горсть монет и показал девчушке. Девчушка разжала ладошку, затем быстро сжала и спрятала кулачки за спиной, все также хмуро глядя на человека перед собой.

Но Вэй Усянь успел заметить в руке девчушки дорогое золотое кольцо с загадочной вязью по ободу. Вэй Усянь принялся увещевать малышку отдать находку им, перекидываясь ничего не значащими, но очень острожными фразами с хозяином скупки.

Лань Ванцзи пока сходил купил пять яблок в карамели и корзинку сладких пирожков с горохом. Когда он вошел в помещение, девчушка на запах повела носом как голодная собачонка. Лань Ванцзи положил перед ней купленное, девчушка разжала руку, схватила, обжигаясь пирожок, кольцо глухо стукнуло о пол, застеленный грязной полотняной дорожкой, и Вэй Усянь сцапал его.

Все это заняло не больше десяти минут.

— Что вы делаете? — угрожающе начал хозяин скупки.

— Уже ничего! — пробормотал Вэй Усянь, хватая девчушку и выбегая с ней из лавки. Лань Ванцзи взял еду и выбежал следом за ним.

— Фух! — пробормотал Вэй Усянь, еле отдышавшись. Он отпустил девочку, она покрутилась по сторонам, увидела, что Лань Ванцзи держит яблоки в карамели, подняла ручонки к нему. Лань Ванцзи отдал ей сразу все пять штук.

Вэй Усянь смахнул пот со лба и выпрямился. Бежали они долго, через весь рынок. Хозяин лавки мог устроить им достаточно неприятностей — почему, Вэй Усянь и сам не мог сказать. Интуиция. И девчушку хозяин лавки знал давно. И обманывал. Ее кольцо стоило никак не пара медяков. Вэй Усянь не был уверен, было ли это кольцо в списке украденного… но проверить стоило.

Вот только списка у него с собой больше не было. Вэй Усянь выругался.

— Ну ладно. — он присел перед девчушкой на корточки. Девчушка уминала яблоко, весело похрустывая.

— Ты ведь не одна такая? — спросил Вэй Усянь, — У тебя есть друзья или братья-сестры.

Девчушка перестала жевать, и, сузив глаза, посмотрела на Вэй Усяня.

— Мы купим еды на всех вас, — заверил ее Вэй Усянь.

Так они и нашли заброшенный дом, где жила А-Мин и еще несколько детей. Всем было не больше десяти лет. А еще в заброшенном, грязном доме, кишащем вшами и крысами, находился мешок, полный украденного золота.

И никого, кто его бы украл и принес детям. Не могли же дети сами это сделать?

— Где вы это взяли? — спросил Вэй Усянь. Дети уплетали угощение и молчали.

— Сестренка А-Цин, — подал голос один мальчик, постарше, — Все это принесла сестренка А-Цин.

— И где она сейчас?

— Она сказала это не трогать, — сказала девочка рядом.

— Мы не знаем, где А-Цин сейчас. Ее не было уже давно…

— Как давно?

Дети молчали.

— Всё ясно, — вздохнул Вэй Усянь, — Пока не будем трогать золото? — спросил он у Лань Ванцзи, — Подкараулим ее?

Лань Ванцзи подошел к мешку, покопался в нем, выбрал пару предметов.

— Остальное можем пока оставить, — сказал он, — А это я исследую. Если она хватится всего золота, то сбежит. Имеет смысл начать следить. И дети…

— Думаю, Лань Цижэнь сможет пристроить их куда-нибудь. Позже. Пока их стоит просто подкормить и подлечить. Да и… Цзян Яньли будет рада.

— А мы нашли… — радостно проговорил Вэй Усянь, входя в кабинет штаба и остановился как вкопанный, не докончив фразу. Лань Ванцзи чуть не врезался в него, но вовремя затормозил.

Перед Лань Сиченем и Цзян Чэном сидел на стуле красивый молодой мужчина. Одетый по старинке и весь в белом — белые брюки и белое ханьфу, кое-где, правда, посеревшее от пыли. Мужчина сидел прямо, сложив руки перед собой. Он повернул голову на шум, который произвел Вэй Усянь.

На коленях мужчина держал черные ножны с мечом. Верхняя половина лица мужчины была закрыта длинным отрезом хлопковой ткани. А еще перед мужчиной летали несколько белых мотыльков, они издавали легкий стрекот, иногда ударялись крылышками о предметы.

— Это Сяо Синчэнь, — сказал Лань Сичень, — И он пришел просить помощи.

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Цепи для героя, Дело 1, часть 2

Пэйринг и персонажи: Вэй Ин/Лань Чжань, Лань Хуань/Цзян Чэн, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Мэн Яо, А-Цин, ОМП, ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
Жанры: AU Детектив Драма Мистика Стимпанк Ужасы
Предупреждения: Насилие, Убийства

Описание:
Обычные будни Необычного отдела расследований. Стимпанк AU.

3. Дело о белых мотыльках: Часть вторая

В семь вечера Вэй Усянь собрался, чтоб отправиться на Третью Восточную. Он только вышел из кабинета, как кто-то схватил его и потащил за собой, затем втолкнул в нишу у окна.

— Мы не договорили тогда, — сказал Цзян Чэн и отпустил его.

— Я ничего не делал, — тут же ответил Вэй Усянь.

Цзян Чэн наклонился и больно надавил ему на плечо.

— Если бы я не успел, — сказал он, задыхаясь, — если бы я не успел… Если бы меня там не оказалось… То, что бы ты мог натворить? Хоть сейчас мне не лги!

— Тише! — шикнул на него Вэй Усянь и оглянулся по сторонам. Но никого, кто мог бы заметить из разговор, не наблюдалось.

— Сколько бы людей могли пострадать?.. — проговорил Цзян Чэн, понизив голос.

Вэй Усянь в изнеможении откинулся головой назад, в тень.

— Посмотри мне в глаза, — потребовал Цзян Чэн.

Вэй Усянь выпрямился и посмотрел на брата потемневшими глазами.

— Что ты хочешь, чтоб я ответил? Какой ответ тебя устроит?

— Хоть какой-нибудь, — тихо ответил Цзян Чэн.

— Иногда это сильнее меня, — устало сказал Вэй Усянь после паузы, — Это как жажда. Невыносимая жажда.

Лицо Цзян Чэна скривилось от отвращения.

— Надо было добить тебя еще тогда! — выплюнул он. — Но сестра удержала. Из-за нее я удержался. И из-за этого дурака Лань Ванцзи, который тут же где-то откопал сковывающее заклятие. Надо было добить тебя тогда!

«Память у тебя, конечно, дырявая», — подумал Вэй Усянь, но не стал на это указывать.

Цзян Чэн почти орал, Вэй Усянь подался вперед и схватил его в железное объятие, прижимая ладонь ко рту брата. Цзян Чэн хотел то ли оттолкнуть его и дать по морде, то ли сбежать, но Вэй Усянь держал его крепко. Цзян Чэн что-то пробормотал, бешено рванулся, но тут же затих. Ладонь Вэй Усяня стала влажной. Цзян Чэн поднял свою руку, сильно стиснул запястье Вэй Усяня и что есть силы сжал зубы на ладони, что закрывала его рот.

Вэй Усянь тихо ойкнул и отпустил Цзян Чэна. Цзян Чэн отошел на шаг и сплюнул в сторону, вытер рот рукавом.

— Успокоился? — холодно проговорил Вэй Усянь, разминая пострадавшую ладонь.

— Я ненавижу таких как ты, — с тихим, но от того не менее страшным гневом проговорил Цзян Чэн, — Ненавижу. Если бы вас было много, то убил бы всех.

— Не убил бы, — с улыбкой проговорил Вэй Усянь.

Цзян Чэн резко развернулся на месте и быстро ушел вперед.

— Не убил бы, — сам себе тихо продолжил Вэй Усянь, глядя на удаляющуюся спину брата, — Не убил бы, потому что ты такой же. Такой же как я.

***

Третья Восточная состояла из стареньких домишек неопределенного, грязно-желтого цвета. К домишкам легко было приклеить ярлык «хибарки». Народ здесь, видимо, был не особенно богат, но особенно отчаявшимся. Вэй Усянь не чурался бедности, но все же для поддержки захватил с собой Лань Ванцзи, который следовал за ним белой тенью, призраком из потустороннего мира.

Им двоим было о чем поговорить, но они этого не делали. Вэй Усянь сам не знал — почему. Вопросы ныли в нем, но они были такие старые, эти вопросы, что раскапывать их и являть на свет — было уже неловко. И слишком болезненно.

Да, именно так, вот оно правильное слово.

Потому Вэй Усянь просто шел вперед, а человек в белом следовал за ним. Лань Ванзци не носил фамильного меча, да и Вэй Усянь тоже. Носить мечи в открытую — запрещено.

Новый закон о безопасности населения не оставлял выбора. Правда, Вэй Усянь всегда брал с собой небольшой, посеребренный револьвер, который не выглядывал из-за пояса и не притягивал излишнее чужое внимание.

Солнце заходило, окуная стены домов в серо-коричневый. Редкие газовые фонари выбрасывали тускловатые кляксы света на дорогу.

Дом «четыре» по Третьей Восточной ничем не отличался от прочих вокруг. Деревянная, слегка покосившаяся дверь выглядела низковатой. Вэй Усянь постучал два раза. Никто не открыл. Вэй Усянь постучал снова. Лань Ванцзи стоял у него за спиной, без движения, без звука.

На четвертый раз дверь распахнулась, и явила лицо паренька со стартовой площадки.

— А… Это вы, — сказал он, вглядевшись, — Секунду.

Он ушел, но через пару мгновений вернулся в руке держа замурзанную книжонку с кое-где подожженными страницами. Всунул книжонку в руки Вэй Усяня и остался покорно ждать.

Вэй Усянь взглянул на книгу в своих руках. На обложке значилось «Заклинания на каждый день». Вэй Усянь разочарованно вернул книгу.

— Спасибо. Но то, что ты проклял Чжу Синсяня… — Вэй Усянь замолчал на мгновение. — Не стоит винить себя. Ты ничего серьезного ему не сделал. Навести его. А мы разберемся с делом.

— Правда? — во взгляде паренька была такой силы надежда, что Вэю Усяню стало стыдно, но сказал он только:

— Правда. А почему тебя сегодня увели со стартовой площадки в наручниках?

Паренек помялся, почесал голову и рассмеялся.

— Да я за шиворот насыпал одному там… А он нажаловался. Ничего особенного.

— А почему в наручниках?

— Мы начали драться, — паренек криво улыбнулся.

— Понятно. Ну мы пойдем тогда. Спасибо за помощь.

Вэй Усянь улыбнулся и медленно пошел по Третьей Восточной назад. Дверь в доме «четыре» захлопнулась. Лань Ванцзи бесшумно следовал за Вэй Усянем.

— Тупик, — сказал Вэй Усянь и покачал головой.

Лань Ванцзи лишь кивнул.

***

Вэй Усянь снял пропахшую за день пеплом и потом куртку, оставшись в тонкой рубашке. Рванул дрожащими руками сразу несколько пуговиц на вороте.

На ладони следы от зубов Цзян Чэна наливались темно-фиолетовым цветом — прокусил хорошо. Вэй Усянь опустил руки. Зеркало отражало его сгорбленную фигуру. Свет от газовых ламп давал всему слишком теплую дымку, даже чересчур интимную, что успокаивало — и успокаивало насильно. Этот день не был таким — готовым тихо успокоиться. Мысли о собственной необдуманной выходке и реакции Цзян Чэна, действительно подоспевшего вовремя, болезненно отдавались в душе.

Отражение выдало кусочек чего-то белого позади Вэй Усяня.

— Останься, — проговорил Вэй Усянь.

Лань Ванцзи замер как изваяние. Невыносимо прекрасная ледяная скульптура. На новогоднем празднике, устраиваемом Цзинь Гуаньяо, каждый год стоит с десяток таких — голубоватый лед и ни капли жизни.

Вэй Усянь резко рванул рубашку, пуговицы, не выдержав такого, тут же разлетелись вереницей. Лань Ванцзи хотел наклониться, чтоб собрать их, но Вэй Усянь поднял руку, останавливая его. Лань Ванцзи выпрямился. Вэй Усянь быстро высвободился из рубашки и бросил ее на пол. Лань Ванцзи отошел на шаг назад.

Вэй Усянь смотрел на свое отражение в зеркале. Его руки до плеч покрывала пятнистая татуировка — «цепь». А спина и грудь были в старых, уже давно заживших шрамах. Маленькие и большие. Кто-то всаживал в него лезвия снова и снова, остервенело.

— Ему было только четырнадцать, — проговорил Вэй Усянь, — Он потерял все.

Лань Ванцзи слегка двинулся вперед, но Вэй Усянь снова поднял руку, удерживая того на месте позади себя.

— До меча он не добрался. Самое смешное — не додумался. Не додумался, что надо было бить мечом, тогда бы уж наверняка. А то… под руку попались лишь европейские столовые ножи. Я, конечно, мог умереть и от таких ударов. Но я не умер. Странно, да? — спросил Вэй Усянь и обернулся, — Не умер из-за тебя.

Лань Ванцзи молчал.

— Так вот… — продолжил Вэй Усянь, — Так вот… Почему я не умер тогда? Ты хоть когда-нибудь назовешь мне причину, почему ты сделал то, что сделал? Хоть когда-нибудь? Хоть одно-единственное слово? Ответ на вопрос «почему»?

Лань Ванцзи, не говоря ни слова, поднял рубашку, собрал рассыпавшиеся пуговицы, выпрямился и ушел.

Вэй Усянь сел на стул и закрыл лицо руками.

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Цепи для героя, Дело 1, часть 1

Пэйринг и персонажи: Вэй Ин/Лань Чжань, Лань Хуань/Цзян Чэн, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Мэн Яо, А-Цин, ОМП, ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
Жанры: AU Детектив Драма Мистика Стимпанк Ужасы
Предупреждения: Насилие, Убийства

Описание:
Обычные будни Необычного отдела расследований. Стимпанк AU.

2. Дело о белых мотыльках: Часть первая

Вэй Усянь засмотрелся на полосатое небо за потолочными балками. Ветер гулял где ему вздумается по огромному ангару, вмещающему сразу несколько дирижаблей. Дирижабли перевозили с помощью упряжек лошадей. Люди тоже в основном передвигались на лошадях или на рикшах — конечно, для господ. Вэй Усянь не был достаточно богат (хотя и был достаточно ленив): Лань Цижень денег лишних в общую копилку на расследования не выделял, все по минимуму.

Вэй Усянь с тоской посмотрел на далекий, как рай, конец ангара. Вытащил кошелек из сумки, пересчитал деньги, выругался. Но все же махнул рукой и подозвал рикшу.

Забравшись внутрь, первые секунды Вэй Усянь выглядел мрачно-сосредоточенным, но чем дальше он ехал, тем все шире стал улыбаться.

Бывают такие дни — ощущение легкости от них заразительно. Вот и это утро было таким: с легким солнцем, нежным, непромозглым ветром. Извозчик, правда, передвигался медленно. Вэй Усянь терпел — денег у него было не настолько много, чтоб отсыпать для скорости.

Цзян Чэн закатит истерику. Деньги были Цзян Чэна, сказал тратить исключительно на необходимые вещи! Не на выпивку, не на сладости, не на то, без чего спокойно можно обойтись… Да.

Но утро хорошее, все равно.

Через полчаса доковыляли до конца ангара и стартовой площадки. Тут уже ветер рвал и метал. Вэй Усянь поднял воротник куртки, выбираясь из повозки. Извозчик молча протянул ладонь. Вэй Усянь кинул горсть монет и пошел вперед. Картина перед ним предстала с одной стороны обычная — когда что-то случается, то всегда переполох, с другой — немного странная. Довольно большая, в пару-тройку ли по периметру, площадка, выложенная специальной брусчаткой была кое-как огорожена веревками, которые безжалостно рвал ветер. Ветер же задирал одежду на людях, разносил вокруг какие-то листы бумаги, и чертов потрескивающий кофе под ногами, который пылил в лицо, от чего хотелось кашлять.

Площадка насквозь была черной то ли от пепла, то ли от рассыпавшегося кофе.

— Кто такой? — кто-то грубо тронул Вэй Усяня за плечо.

Вэй Усянь с улыбкой обернулся и вытянул из нагрудного кармана жетон.

Мужчина перед ним тупо посмотрел на жетон.

— Префекты у нас уже были, — мрачно заявил мужчина.

— А ты посмотри внимательно, — сладко проговорил Вэй Усянь, а про себя вздохнул.

Мужчина подумал, почесал голову и сложил руки перед собой.

— Вот ты мне скажи, на кой черт, я буду тебя пускать на закрытую территорию? А?

Вэй Усяню хотелось сказать «Бэ-э-э» и показать язык. Но он мужественно сдержался.

— Тут написано: «Специальный отдел префектории», — устало проговорил он, сразу догадавшись, что мужчина, скорее всего, просто не умел читать, а увидел только эмблему — Расследуем ваше происшествие. И я ненадолго, — он отступил на шаг и оглянулся за спину, — только немного осмотрю место несчастного случая… Потом можете хоть официальный запрос отправлять: кто я и зачем тут взялся.

Мужчина с сомнением посмотрел на него, подумал пару секунд и махнул рукой.

Вэй Усянь про себя возрадовался и пошел оглядывать территорию. Кофе и пепел. Шум вокруг.

Мимо пробежал паренек, Вэй Усянь сцапал его за локоть.

— Подожди-ка секунду. — и ткнул в лицо жетон.

Паренек также тупо, как несколько минут мужчина, уставился на жетон.

— Пре-фек-то-рия, — прочитал паренек.

— Молодец, — Вэй Усянь кивнул. — Ты здесь давно работаешь?

— Да с полгода будет.

— Про дирижабль что знаешь?

— Упал, — невыразительно проговорил паренек.

Вэй Усянь, покопавшись, нашел в кармане монетку и дал пареньку. Обнял его за плечи и отвел чуть в сторонку. Паренек ошалело смотрел на монетку.

«Цзян Чэн, прости», — подумал Вэй Усянь.

Паренек поднял голову и посмотрел на Вэй Усяня.

— Вам Фэй Циня надо спросить, — проговорил паренек.

— А где мне его найти?

— А вон, впереди! — паренек указал на человека с лопатой впереди.

Вэй Усянь кивнул.

— А он кто?

— Это его смена была, — паренек пожал плечами.

— Понятно. Спасибо. Еще… Знаешь, как зовут пилота этого дирижабля?

— Дирижабль зовут «Ласточка», — сказал паренек.

«Да зачем мне имя дирижабля, болван?», — подумал Вэй Усянь и усмехнулся: «Еще и ласточка… круглая пузатая махина из железок, обтянутых промасленной парусиной — ласточка…»

— Чжу Синсянь, — продолжил паренек, — Пилот. Сейчас в больнице.

— Любишь дирижабли? — спросил Вэй Усянь.

Паренек помялся.

— Ну?

— Люблю, — буркнул паренек.

— А чего так хмуро?

Паренек затравленно оглянулся.

— Чжу Синсянь обещал прокатить меня на «Ласточке», но обманул и не взял с собой.

— Он же шел на посадку после рейса из Африки? Ты что же, в Африку вознамерился сбежать?

— Нет, — паренек снова оглянулся. — Он хотел «Ласточку» угнать и покатать меня ночью.

— Та-а-а-ак, — протянул Вэй Усянь и слегка откинулся назад, — И что же?

— И не взял! — паренек аж подпрыгнул от возмущения.

— За угон дирижабля могли наказать вас обоих. А так — не наказали никого, — покачал головой Вэй Усянь.

— Я знаю, — сообщил паренек и снова понурился.

— Но что? — допытывался Вэй Усянь.

— Я его проклял, — проговорил паренек, — Чжу Синсяня. «Чтоб ты разбился» — сказал. И заклинания прочитал. Особые.

Вэй Усянь поднял брови.

— Что за заклинания такие?

— Вечером приходите на Третью Восточную, дом четыре, отдам книгу, — Паренек снова оглянулся, увидел кого-то и отошел на шаг назад, — Мне пора.

Вэй Усянь поглядел ему вслед и ухмыльнулся.

Вэй Усянь почесал шею, поправил куртку и пошел к виднеющемуся впереди Фэй Циню. Фэй Циню было около сорока, его чисто выбритый лоб блестел от пота, а тонкая хлопковая рубашка почернела от пепла и от пота.
Вэй Усянь старался неслышно подойти к Фэй Циню, но все равно мужчина услышал его шаги и вздрогнул.

— Кто..? — рявкнул Фэй Цинь.

Вэй Усянь в который раз за утро ткнул значок в лицо человеку. У Фэй Циня слегка задергался глаз, но сказал он только:

— А.

Вэй Усянь ждал.

— Пойдем. — Фэй Цинь махнул рукой.

Вэй Усянь последовал за мужчиной.

Через несколько шагов они оказались перед ямой. Внутри нее что-то поблескивало.

— Что это? — спросил Вэй Усянь.

— Что вы знаете о строении дирижаблей?

Вэй Усянь смущенно помялся.

— Ну… Они из парусины.

Фэй Цинь кивнул.

— И не только.

Вэй Усянь выжидающе молчал.

— Золото, — проговорил Фэй Цинь и указал на дно ямы.

Вэй Усянь удивленно наклонился над ямой.

— Большинство деталей, если коротко, изготовлены из золота. Золото — тяжелый метал, но с нашим топливом хорошо работает в сочетании.

Вэй Усянь ждал продолжения.

— Пропало несколько деталей. Вероятно, их украли.

— Ясно.

Фэй Циня кто-то окликнул, и он оставил Вэй Усяня осматриваться. Он покрутился по сторонам, прошел на десяток шагов вперед, затем в сторону, в другую. Позади случился какой-то переполох: крики, шум. Вэй Усянь обернулся и увидел, что безымянного паренька, которого он расспрашивал с полчаса назад, уводят со скованными за спиной руками. Паренек верещал, чуть ли не плакал. Вэй Усянь покачал головой и присел на корточки, дотронулся до земли. Из-под пальцев повалил легкий дымок, пепел и кофе взметнулись вверх. Земля пошла трещинами, как будто ее распирало изнутри. Кто-то грубо дернул Вэй Усяня за плечо и заставил подняться.

— Что ты делаешь? — прошипел знакомый голос.

Вэй Усянь встал и отряхнул руки. Он повернулся вправо, и взгляд приметил что-то странное на краю площадки.

— Цзян Чэн, — проговорил Вэй Усянь и двинулся в сторону. Но Цзян Чэн все еще его удерживал.

— Я тебя спрашиваю: что ты делаешь?

Вэй Усянь повел плечами в раздражении.

— Уже ничего. Принеси мне воды.

Цзян Чэн отпустил его.

— Что?

— Принеси воды, говорю.

— Я тебе, что на побегушках?..

— Пожалуйста? — Вэй Усянь обернулся к нему с улыбкой.

Цзян Чэн вздохнул.

— Что ты собирался сделать?

— Ничего.

— Врешь.

Вэй Усянь почесал голову.

— Паренька, возможного свидетеля, увели в наручниках. А он может быть полезен нам.

— Что он тебе сказал?

— Прийти сегодня вечером по адресу. Отдаст какую-то книгу с заклинаниями.

— Ну вот и придешь. Если его не будет на месте, то начнем его искать.

Вэй Усянь понурился.

— Ладно.

Цзян Чэн пошел вперед на поиски воды, а Вэй Усянь принялся сторожить находку. Через несколько минут Цзян Чэн вернулся с небольшим котелком, полным воды.

— Зачем тебе вода?

Вэй Усянь выудил из-за пазухи лист бумаги, опустил его в воду, вытащил, стряхнул лишнее и накрыл находку, слегка прижав. Он поднял лист, на котором отпечатался след от ноги.

— След, — сказал он с улыбкой.

Цзян Чэн в сомнении посмотрел на отпечаток.

— Всего лишь след.

— Не «всего лишь», а отдельно отстоящий на краю площадки, где нет ни пепла, ни грязи, ни кофе, ничего.

— Ага, странное одноногое существо, — с ехидцей отметил Цзян Чэн. — Ты нашел мотыльков?

— Нет.

— Зато я нашел. Пойдем.

По возвращении в штаб Лань Сичень уже развернул доску, на которой писал мелком все, что было известно на данный момент.

1) Несчастные случаи в разных районах города, некоторые со смертельными исходами
2) Золото
3) Белые мотыльки
4) След

Вэй Усянь взял другой мелок и написал пятым пунктом «Неизвестное проклятие».

— Сомнительно, — проговорил Цзян Чэн.

Лань Сичень покачал головой, взял одного мотылька в руки, подул на него, мотылек затрепетал крылышками и нехотя поднялся вверх, начал кружить по комнате.

Лань Ванцзи взял другого, из обнаруженных Цзян Чэном, провел над ним ладонью.

— Такие же, — проговорил он, — Не живые и не мертвые.

Цзян Чэн усмехнулся:

— Ну понятно, что они неживые.

— Они… словно зеркальные. Не из этого мира. Ничего прочитать не могу. Не та суть.

Вэй Усянь подтолкнул к нему лист с отпечатком. Лань Ванцзи провел над ним ладонью и покачал головой.

— Бессмысленно.

— Вэй Ин прав. Проклятие может быть как-то связано. Кто-то ворует золото, используя проклятие. Мотыльки — побочный эффект. Это одна из версий, — проговорил Лань Сичень.

Вэй Усянь оглядел всех собравшихся и улыбнулся.

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Цепи для героя, Дело 1, Пролог

Пэйринг и персонажи: Вэй Ин/Лань Чжань, Лань Хуань/Цзян Чэн, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Мэн Яо, А-Цин, ОМП, ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
Жанры: AU Детектив Драма Мистика Стимпанк Ужасы
Предупреждения: Насилие, Убийства

Описание:
Обычные будни Необычного отдела расследований. Стимпанк AU.



1. Дело о белых мотыльках: Пролог


«Каждый может родиться Измененным, но не каждый может им стать»
Книга об Измененных. Запретная техника.

В мире, в котором небо посерело от пороха, в мире, который знал одни лишь войны, наступило утро. Ничем не примечательное. Новое утро всегда пахнет по-особенному. Сонным дыханием, спешкой, приготовлением пищи, осадком в курильнице для благовоний.

На взлетной полосе взорвался дирижабль. Никто не пострадал. Но Вэй Усянь проснулся с колотящимся, готовым выпрыгнуть сердцем.

Ему снился дирижабль и волны огня. Он сам был этим дирижаблем и он же был тем, кто его поджег.

Вэй Усянь поднял ладонь перед лицом, развел пальцы, свел. Под пальцами снова затесались крупицы пепла.

Когда-то, еще в детстве, ему сказали, что он родился под двойной проклятой звездой, и вторая половина его звезды найдет его. Его найдет его двойник. А может, этот загадочный «двойник» жив в нем и сейчас, всегда жил, только тихо спит.

Кто-то тихо, но настойчиво постучал в комнату.

— Открыто, — лениво проговорил Вэй Усянь, — Я знаю, что это ты. Так что, входи.

Дверь распахнулась, и внутрь зашел Лань Ванцзи, уже полностью одетый, свежий и чистенький — белым бело, до оторопи. Волосок к волоску на высокой прическе.

Лань Ванцзи сделал шаг вперед и кинул что-то Вэй Усяню на кровать. Вэй Усянь приподнялся на локтях: аккуратная стопка одежды мягко приземлилась ему в ноги.

Вэй Усянь со стоном выкарабкался из-под одеяла. Взял со стопки лежащую сверху куртку ципао и развернул ее перед собой, задумчиво подергал за рукава.

Лань Ванцзи все также стоял у входа, сложив руки. Вэй Усянь поднял на него взгляд и улыбнулся:

— Все также будешь стоять и смотреть?

Лань Ванцзи шмыгнул за дверь и захлопнул ее за собой. Вэй Усянь вздохнул. Сон не шел у него из головы. Небо провоняло порохом, небо провоняло пеплом.

Вэй Усянь смял недавно выглаженную куртку в комок и отбросил в угол. Вэй Усянь откинулся на спину и снова поднял перед собой ладонь. Рукав белой нижней рубашки задрался и явил чернильные пятна, похожие на старые шрамы, опоясывающие запястье, и идущие ниже, вплоть до плеча. На другой руке была та же самая метка, несмываемая.

Прошло много лет с того дня. Прошло много лет, но пожары не оставляют Вэй Усяня ни днем, ни во снах.

Он запятнан.
И он скован.

Вэй Усянь с остервенением укусил себя за запястье, сжал зубы до того, что осталась вереница красноватых отметин, отпустил. Опустил руку на грудь и накрыл ее другой рукой.
Когда ты не придумываешь себе лишнего, то и не больно. Когда ты смиряешься с тем, что случилось, то и можешь вести обычную жизнь изо дня в день.

Лань Ванцзи ходит с похожей меткой, но никогда ничего не говорит. По его взгляду нельзя ничего понять: ни капли осуждения. Ему тоже больно, но… Он более стойкий. А Вэй Усянь смотрит на пострадавших из-за него людей каждый день.

И он все еще не понимает, как у него хватает сил переходить из утра в ночь, из ночи в утро. Огонь внутри него временно потух, но не ушел до конца.

Иногда Вэй Усянь боится. Боится, что его сны были правдой. Что предсказание о двойной звезде сбудется. Она спустится в мир и уничтожит все, к чему прикоснется.

Иногда Вэй Усянь не понимает, почему он вообще еще жив, почему его держат, и не дают умереть.

— Дирижабль с кофе взорвался, — сказал Цзян Чэн, кидая листы бумаги перед Вэй Усянем.

Лань Сичэнь сидел рядом и что-то печатал на телексе, отправляя короткие сообщения.

Бордовые шторы были раздвинуты, и холодное, мрачное помещение, заставленное столами, книгами и свертками на них, аппаратами, шкафами, грязными пиалами с окурками и бесчисленными расписными чайниками, лишь слегка осветилось. Лань Ванцзи прошел мимо, оставив за собой неуловимую ноту сандала в воздухе, и зажег несколько ламп.

— Не помогло, — сказал Вэй Усянь, задумчиво глядя на Лань Ванцзи.

— Нечего сидеть в темноте, — проговорил тот.

Цзян Чэн постучал костяшками пальцев по столу, напоминая о себе.

Вэй Усянь перевел на него не особо заинтересованный взгляд.

— Кофе, — проговорил он, — жалко.

Цзян Чэн поднял брови.

Вэй Усянь вздохнул.

— Ладно. Давай сюда свои бумажки.

Он, заграбастав ворох бумажных листов, откинулся на спинку резного стула и закинул ногу на ногу. Читать ему быстро надоело, и он оглядел всех.

— А вы чем займетесь? — спросил он.

Цзян Чэн повел плечами: мол, отвяжись. Увидел что-то в своем документе, схватил блокнот и ринулся за дверь.

— Мне какой-то дирижабль, да? А у вас что-то интересное…

Лань Сичэнь выказал небольшую улыбку:

— Ты же любишь кофе. А это урон для города — потерять такую партию кофе.

— Всего лишь при посадке лопнул и что? — Вэй Усянь лег грудью на стол. — Какое это отношение имеет к нам?

Лань Сичэнь снова улыбнулся:

— Белые мотыльки. Разберись с дирижаблем, и если найдешь мертвых белых мотыльков, то встречаемся в центре. — Лань Сичэнь поправил манжеты. — Сдается мне, это дело связано с тем, что ведем сейчас мы.

— Пилот видел перед собой белых мотыльков, когда снижался, — проговорил доселе молчавший Лань Ванцзи. Он задумчиво поднял пиалу и с небольшим отвращением перевернул ее. На пол посыпались окурки и пепел. Вэй Усянь вытаращил глаза.

— Ты сегодня не с той ноги встал?

— Там был жучок, — сказал Лань Ванцзи просто. Он взял палочку от благовоний и поковырялся в пепле, выудил кого-то крошечного, большими шагами подошел к окну, с грохотом открыл его и стряхнул на гомонящую улицу букашку.

Вэй Усянь все также сидел, вытаращив глаза.

— Он должен жить, — проговорил Лань Ванцзи.

Лань Сичэнь тихо засмеялся.

@темы: Mo Dao Zu Shi

---

Крестовый поход неудачника 13. Станция Отчаяние

Пэйринг и персонажи: Морок / Алекс
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе


В сентябре он пропал. До премьеры альбома оставался месяц. А у нас пропал лидер группы.
Просто. Внезапно. Легко и незаметно.

— Загулял, — меланхолично сказал Фобос.

Все пожали плечами — как будто ничего не случилось.

А я искал его по всему городу. Меня даже в Купчино занесло — прошел слух, что там видели парня, похожего на Морока.

Я расклеивал объявления на столбах и деревьях, стоя под дождем и стуча зубами от холода. Осень подползала неслышно. Боль была пронизывающей.

Телефон уже несколько недель молчал. Абонент недоступен или просто умер.

— Почему не обратился к нам? — спросил Андрей Валентинович.

— Потому что дурак, — глухо проговорил я и криво улыбнулся. — Но я ведь его нашел.

Именно я и нашел. И больше никто.

Нашел мокрого насквозь, в прилипшей к телу рубашке и таких же грязных джинсах, волосы слиплись в сосульки. Он был пьяным до невменяемости, настолько, что не попадал по струнам. Он сидел на ступенях выхода из Нарвской и пел «I'm here without you baby» сорванным голосом. Пел одну и ту же песню, повторяя ее снова и снова.

Солнцезащитные очки скрывали два знатных фингала. Распухшие, но уже подзажившие губы еле шевелились. Это был концерт отчаяния. На станции отчаяния.

Я не хотел его спугнуть, просто ждал, что он заметит меня и обратит внимание. Один раз он поднял лицо, встряхнул головой, слегка улыбнулся израненными губами и продолжил снова. Люди шли мимо, спешили по своим делам. Им не было дела до нас. Наверное, так и должно было быть.

— Морок, — позвал я тихо и подошел ближе, нависая над ним. — Не надо.

— Ай лав ю… Ай нииид ю…

— Чего ты добиваешься?

Я снял куртку и накинул ему на плечи. Он слегка повел плечами. Я сел рядом с ним, ожидая, когда он закончит.

— Ну вот я здесь, — сказал я в полголоса, — Здесь, с тобой.

Пальцы Морока замерли на струнах.

— Теперь я здесь с тобой. Не нужно звать никого. Я услышал.

— Твое немое небо. Твое и не мое небо. Листья на небе.

Я поднял руку и коснулся его лба. У Морока был жар и он точно был не в себе.

— Что случилось?

— Я помню листья на небе.

— Пойдем домой.

Он помотал головой.

— У меня нет дома.

— У тебя есть я.

Он уставился на меня молча. Затем снял очки.

— Вот так все заканчивается и начинается.

— Хочешь вести философские беседы? У меня скоро яйца отмерзнут.

Морок тихо засмеялся, отложил гитару и встал, пошатываясь.

— Небо — там где дом. Дом — там где небо.

Я обнял его одной рукой и повел по ступеням вверх. Он держал гитару за гриф и тащил за собой, не нежно ударяя по ступеням.

— Гитаре все равно уже конец. Она разбухла от воды. Струны ржавые. Брось.

Морок легко разжал пальцы. И гитара с глухим стуком бухнулась на каменные плиты, расплескав лужу, что создал дождь.

— Мы купим тебе новую. Теперь можем позволить.

Морок что-то проговорил в ответ, но я так и не понял что.

— Пойдем домой, алкаш. Пойдем домой.

***

Он провалялся в горячке несколько дней, но к пресс-конференции был как огурчик — в выглаженном смокинге и все тех же солнцезащитных очках. Хотя больше молчал. За него отдувались нервная Рания и язвительный Фобой, которому, по виду, все остопиздело. И поведение лидера — больше всего на свете.

Я не знал, сколько лет они уже знакомы. Они играли в одной группе, но друзьями их сложно было назвать.

Фобос стоически терпел, но иногда показывал зубы. Он не был гомофобом, дело вообще было не во мне.

Он говорил мне иногда, говорил, что это проклятый талант. Что, если его оставить на произвол судьбы, то он разрушит весь мир. А Фобос слишком любил весь этот чертов мир. Девочек, выпивку, наркотики. Сцену. И песни Морока.

Но самого Морока он не любил.

Он говорил мне, что я взвалил на себя слишком большую ношу.

Я говорил, что справлюсь.

Фобос только цокал.

— Он умрет как звезда. Взорвавшись.

— Иногда ты говоришь как Морок.

— Во мне не так сильна тяга к саморазрушению.

— А в нем?

— О, в нем ее слишком много. Тьмы. Тебя притянуло ей. Вот ты и летаешь по его орбите. Удариться и разбиться не боишься?

— А если я уже.?

Фобос поджимал губы и качал головой. Он отличался от Рании хотя бы тем, что не пытался меня учить.

Но они оба знали слишком многое. А я не знал ничего.

В период исчезновения Морока по городу стали появляться странные граффити и трупы бомжей неподалеку. Я не связывал одно с другим.

Но разбитые губы Морока, покрытые корками герпеса, притягивали мой взгляд.

— Мне отвратительно тебя целовать, — сказал я.

— Так не целуй. — пожимал он плечами равнодушно и утыкался в ноутбук.

— Какую еще заразу ты притащил?

— Я был в больнице и притащил тебе кучу справок. Что еще тебе нужно? Как жена, блядь.

Я затыкался и предпочитал переживать его плохое настроение.

***

Однажды он закрыл перед моим носом дверь, за которой разорялся Фобос.

— Ты шакал, падальщик. Ты не думаешь о других, а только о себе. Жрешь других, и не давишься.

— Замолчи, — на тон ниже проговорил Морок.

— Тебе бы только сожрать кого-нибудь и поглумиться.

— Так уходи. Тебя ничего не держит.

— Меня держит контракт.

— Какой контракт? Мы — инди-группа. Нет никакого контракта и не было. Ты его себе придумал, чтоб тереться рядом. Проваливайте все. Можешь всем так и передать. «Станция Отчаяние» распущена.

— Мы только что выпустили альбом.

— И что? Тебе пообещали кучу денег за альбом? Кучу девочек и бухла? Найдешь в другом месте.

Дальше раздался шум, что-то или кого-то уронили, кто-то охнул. Дверь была закрыта на ключ, я мог бы высадить мутное, кудрявое стекло, но не стал этого делать. Просто съехал вниз, на колени, держа в руках свеженькую пластинку — пластинку группы «Станция Отчаяние». С моим рисунком на обложке.

На нем было изображено дерево-татуировка со спины Морока и железнодорожные пути, убегающие вдаль, в серый полдень.

@темы: крестовый поход неудачника

---

Колыбельная адскому псу

Пэйринг и персонажи: Бальтазар, Джон Константин
Рейтинг: R
Жанры: Драма, Детектив
Предупреждения: Насилие, Смерть второстепенного персонажа
Размер: планируется Мини

Описание:
Рок-звезда может уйти в отставку, но демон - никогда.

1-4

1
Полукровка оставляла запах. Лилии в кровавых каплях. Тошнотворный, честно сказать, запах. Джон не любил сладковато-влажный аромат лилий, а вкупе с кислинкой свежей, только что пролившейся, еще даже горячей крови — от всего этого многообразия ему становилось не по себе.

Августовская жара быстро превращала запах в вонь. Но Лос-Анджелес обонял и не такое. Здесь ветра носят трупные тени, а песчаные бури — чьи-то потерянные надежды. Здесь цветы истекают ядом и соблазняют тебя закончить жизнь быстро и без излишних размышлений.

А еще здесь постоянно воняло серой.

От полукровки серой не воняло.

Она была странной, эта полукровка. Дитя ангела, которую бросили свои же, а человеческая мать давно спилась и сгинула в подворотне.

Да, красивая. Да, с толикой ума. Но не настолько, чтоб не додуматься… Видимо, если бы перед ней постоянно маячила табличка «НЕ СВЯЗЫВАЙСЯ С ДЕТЬМИ АДА», до нее, может, быть и дошло. Но таблички не было. А своих мозгов у полукровки было все же слишком мало.

Что у Джона есть на данный момент? Закат. Хорошая тачка. Хотя он и не любит машины. Но эту ему подарили аж за Ватиканское дело. Подарком надо пользоваться. И не идти же пешком в пустыню.

То было Ватиканским делом, а это будет делом Адским. Впрочем, как и все его, Джона, дела. Исключительно все.

Полукровку кто-то отравил, и теперь она представляет из себя нечто вроде вампира. Убивать ей не нравится. Даже кровь ей пить не нравится. Ей нравится доза яда, даваемая за очередное убийство.

Джон сначала думал, что в их Городе Ангелов (где ангелов с огнем не сыщешь, лишь одни пропащие полукровки) завелся вампир. Новичок. Глупенький и невинный как зубастая овечка. Клычки скоро пообломает.

Но более-менее распутав этот клубок, Джон понял, что вампир вряд ли бы вонял лилиями и не оставлял бы над каждой жертвой по пол-литра ангельских, сладковатых слез.

Вот — прошлая жертва, мужик. Укусан в шею. Человеческими зубами и рядом маленькое отверстие, как от стилета. Крови в мужике осталось всего ничего. Зато одежда мокрая насквозь. Ангелица хорошенько обмусолила мужика в раскаянии. Дура. Ему-то что теперь?

Джон тогда не успел ее засечь, она укатила на байке. Только черное газовое платьице мелькнуло, да сверкнувшие точеные ножки в грубых ботинках. И Джон поехал по ее следу, по запаху точнее.

***

Еще не увидев их, Джон услышал безутешный плач ангелицы и чей-то тихий мужской голос.

Джон оставил машину за поворотом и тихо, стараясь идти бесшумно пошел вперед.

Фигура мужчины была ему чем-то знакома.

— Опять ревешь? — мужчина размахнулся и ударил ангелицу по лицу, но не сильно, только шлёпнул.

Ангелица всхлипнула.

— Я больше не могу так… Не могу… Дайте каплю еще и всё… Отпустите.

— И куда тебя отпустить? — сладко спросил мужчина, — На небо? Раздавать билеты вновь прибывшим?

— Куда угодно…

— Ах куда угодно!

Мужчина щелкнул пальцами и из кончиков его ногтей повалил дым с отчетливым запахом горящей серы.

— Иногда в аду идут дожди, — задумчиво сказал мужчина, — Мое любимое время года.

Ангелица молчала, только загребала носками ботинок песок.

— Хочешь под серный дождичек?

Ангелица помотала головой.

— А наверх тебя не пустят. Потому что ты уже спуталась со мной! И там знают об этом.

— Я хочу тихую жизнь, — прошептала полукровка и всхлипнула. Мужчина снова отвесил ей пощечину. Затем покопался в кармане темного пиджака и что-то достал, покрутил в пальцах — стекло блеснуло — и бросил на песок. Занес ногу, собираясь наступить и раздавить, но полукровка быстро распласталась по песку, неловко раскинув ноги и оголив зад — платьице-то коротенькое — и сцапала стеклянный пузырек ловкой длиннопалой рукой. Мужчина все же опустил ногу, прямо на пальцы полукровки. Полукровка заверещала. Но пузырек откатился чуть в сторону и уцелел.

— Пять человек, — сказал мужчина, — Следующие пять человек. Список получишь в конверте через неделю.

Полукровка кое-как поднялась, отряхнулась. Коленки у нее были грязными и в ссадинах.

— Чертов Балтазар! — пробормотала она себе под нос.

Мужчина, не оборачиваясь, поднял руку вверх и погрозил пальцем.

— Я все слышу!

Джон, еле переведя дыхание, откинулся спиной на дверцу машины. Он надеялся, что его не заметили.

Балтазар? Что?

Балтазар?!
2
Ненависть — странное чувство. Оно может обжигать, а может быть холодным как лед. Джон Константин не испытывал ни того и ни другого — лишь усталое раздражение. У него было так много врагов, что всех и не упомнишь, не знаешь, кто из них сильнее и расчетливее… Но то, что Балтазар был особенным в этом ряду — факт.

Тонкие длинные пальцы и монетка между ними. Костяшки изящных рук. Хищное лицо.

Испытывал ли Джон к нему ненависть или же всё же отвращение — он не знал.

Как он выжил, Балтазар? Джон не знал. Но узнает. Вытрясет, выпытает. Переломает чужие тонкие пальцы.

Почему-то в этом Джон ощущает нотку предательского наслаждения. С Детьми Ада — всегда так: наслаждение, смешанное с чем-то ядовитым, подстерегает тебя. Расплачиваться придется ой как дорого.

Девчонка подняла валяющийся байк — сильная, сучка — отряхнула его и смахнула же слезы с грязной щеки, и была такова. Балтазар медленно пошел к своей машине, припаркованной невдалеке.

В миру он был лидером известной рок-группы, правда, распавшейся после мнимой гибели Балтазара (Балтазар тогда «исчез», очередная звезда стиля «грандж» закатилась за горизонт, оставив после себя след, интересовавший многих: говорили, лидер «Воинов» Балтазар Рейнолдс уехал в Таиланд и затерялся в одном из буддийских монастырей).

Но Джон знал ровно половину правды, и она была совсем не такой, какой ее преподносили СМИ. Даже на частичку не такой.

Балтазар имел миллионы, в том числе — миллионы поклонников обоего пола, и его красивое лицо примелькалось настолько, что оставшиеся участники группы хотели найти двойника, похожего на лидера, и заставить его петь за неплохую мзду. Откуда Джон всё это знает? Свои каналы.

Джон смотрел на полосатый, вычурный пиджак, спину, облегаемую им — угадывались крепкие мышцы спины…

Странное чувство — ненависть. Иногда его можно спутать с вожделением.

***
Он убил ее случайно, когда шел дождь, проливной тропический ливень, скрывший луну, расплескавший ее в бесчисленных лужах.

Он убил ее случайно. Почти. Джон обязан защищать людей, да. Она была лишь наполовину человеком, ангелица Абигайль. Ее байк, хорошая машинка, умытый струями, стоял рядом. И почему Джону было сейчас так грустно, когда он смотрел на уже ненужный мотоцикл, но видно было, что любимый — целая куча мокрых игрушек-брелков, прицепленных к рулю.

Орава розовых мишек и черных котиков, одна, мелкого калибра, барби и снулый Снуппи, глянувший на Джона укоризненно.

Джон знал, что за ним придут ангелы. Но демона он ждал лишь одного. Одного определенного демона.

И он пришел на следующий день, в клуб Моны, бывший клуб Миднайта. Мона, после гибели приемного отца, держала клуб на «серой» стороне — прийти может любой, если знает пароль.

И он пришел. Как и ангелы.
3.
Почему клуб Моны? Потому что Джон решил напиться. Он знал, что Балтазар найдет его, и пусть лучше найдет его среди толпы народа.

Джон стянул черный шелковый галстук и засунул его в карман пиджака. На входе вышибала показывал рубашки карты таро и нужно было угадать изображение.

— Луна, — лениво сказал Джон.

Огромный лысый вышибала показал ему «дьявола» (Джон про себя засмеялся), но впустил.

— Твою мать, — проговорил Джон шепотом. Отчаянно хотелось курить. Пальцы теребили серебряную зажигалку. Метал от соприкосновения с горячей кожей тоже нагрелся и стал влажным. Джон подбросил вверх зажигалку и поймал ее — впереди бились синие огни.
Грохотала музыка. Нужно было найти Мону.

Чернокожая, дредастая и зубастая — ее сложно было назвать красоткой, но опасный шарм в ней был. А хватка была стальная.

— Джонни, — протянула Мона. Она стояла позади него и тыкала ему между лопаток наманикюренным, остро-заточенным, ужасно длинным ногтем. — Какими судьбами?

— Я не могу просто прийти и выпить? — спросил Джон, обернувшись.

— О, ты никогда не приходишь просто так. Ты всегда приносишь… что-нибудь не то. Грязное и опасное.

— Мне казалось, ты любишь грязь и опасность, — парировал Джон.

Мона хохотнула. И резко замолчала.

— Балтазар?

Джон скривился и очень медленно кивнул.

— Он ждет тебя.

— Откуда…

— Это уж ты сам спросишь у него. Я слышала про вампира. Поздравляю. Или сочувствую.

— Ненавижу тебя, — пробормотал Джон себе под нос.

— Я только посредник, и не больше.

— Может явиться кое-кто еще. Эта девочка была не Балтазара.

Мона взяла его под локоть и повела в один из тайных кабинетов. Кабинет, тоже в сине-фиолетовых тонах, со свечами в подсвечниках, напоминал почему-то прозекторскую. Или похоронное бюро.

На диване сидел, развалившись, Балтазар и маленькими глоточками пил из бокала темно-красное, как кровь, вино. Глаза полудемона поблескивали в полутьме. Балтазар увидел Джона и растянул губы в улыбке. Мона махнула рукой, пробормотала «развлекайтесь, мальчики» и ретировалась.

Джон подкинул в руке зажигалку и поймал ее. Балтазар рывком поднялся с дивана, предварительно аккуратно поставив бокал на столик. Джон щелчком открыл зажигалку и поддел колесико. Вверх вырвалось пламя.

— Опасно играть с огнем, Джонни.

— Зато никогда не жаловался на скуку, — проговорил Джон, подошел к столу, взял бутылку и глотнул прямо из горла. Балтазар скривился. Джон поднял брови.

— Почему ты ее убил?

— Она не хотела говорить, что ты задумал.

— Ты научился пытать людей, Джонни?

— Она — не человек, — произнес Джон и отпил еще, — Неплохое вино.

— Из черного винограда Бордо. Ноту лаванды улавливаешь?

— Я пью, чтоб напиться, — сказал Джон и провел кончиком пальца по столешнице. Стол был низковат, и Джону пришлось наклониться. Балтазар отошел на шаг назад и упал на сиденье дивана.

— Варвар, — пробормотал Балтазар, — Когда ты успел стать таким…

— У тебя нет сигареты? — перебил его Джон и, покачивая бутылкой, подошел вплотную.

— Да ты флиртуешь, я смотрю!

— Нет. Жалею, что не убил тебя тогда.

— И что ты сделаешь? Выльешь на меня вино? Подожжешь?

— И прочту отходную молитву.

Балтазар засмеялся. И слегка раздвинул колени. Джон замер.

— Тогда ты не узнаешь, что за дела я веду…

— Зачем — если ты главное, от чего стоит избавиться.

— Ты ошибаешься, друг мой, — произнес Балтазар и раздвинул колени еще шире, — Ангелы, я… Ты так уверен, что цепочка состоит только из двух? Ты стал сдавать позиции.

Балтазар показал на бутылку.

— Поделись на секунду.

Джон отдал ему бутылку. Балтазар достал монетку с заточенными краями, полоснул ребром себе по нижней губе, сплюнул кровь в горлышко и с чудовищной улыбкой передал бутылку Джону. Джон не протянул руки. Только отошел в сторону. Балтазар поболтал вино, затем отпил также из горла, как Джон ранее.

— Да, если на меня сейчас вылить святой воды — шипеть будет… И куча пены.

— Дурак, — произнес Джон.

— Да? — сказал Балтазар и слизнул кровь. На подбородке еще оставались капли.

— Ты раньше был более…

— Осторожен?

— Щепетилен, — закончил Джон, — Потрепало тебя за три года.

— А ты бросил курить, - сказал Балтазар задумчиво, - Меня собрали заново. И немного адских мук, для соуса.

В дверь громко, очень требовательно постучали.

— Ты ждешь гостей? — спросил Балтазар.

Джон пожал плечами.

— Скорее они ждут меня.
4.
— Что будешь делать, Джонни? — спросил Балтазар, делая очередной глоток вина.

Джон встал так, чтоб его не было видно за открывшейся дверью. Он достал зажигалку и открыл ее.

— Как ты думаешь, зачем я принес с собой зажигалку?

— Адское пламя?

— И поделись-ка бутылкой, в ней есть твоя кровь.

Балтазар засмеялся, поднялся, держа в руке бутылку.

— Как удачно! А меня ты, значит, убивать не собираешься.

— Не сегодня, — пробормотал Джон, забрав у Балтазара бутылку. — Отойди.

— Мне ли бояться?

— Ну как хочешь. — И Джон распахнул дверь, одновременно разбивая бутылку о чью-то голову. Он крутанул колесико зажигалки, и пламя вырвалось наружу. Кто-то утробно заорал.

— Мона мне не простит, — пробормотал Джон, отпихнул воющего пострадавшего, схватил Балтазара за локоть и выбрался в нутро клуба. Джон знал, где находятся запасные выходы, и один из них находился прямо по коридору.

— Как удачно! — снова с улыбкой произнес Балтазар.

— Разговор с ними еще подождет.

— Ты ведь действительно рад меня видеть, да?

Джон вывалился на улицу. Ночной воздух вонял серой и лилиями. Балтазар вонял серой и кровью. Джон стал уставать. Такая работа. От любой работы устаешь.

— Ты ведь чего-то хочешь, — сказал Джон и пошел вперед.

— Как ты догадался?

— Избить тебя или обойдемся без кровопролития?

— Ты мне себя предлагаешь, что ли?

Джон остановился и замолчал.

— Почему ты все фразы выворачиваешь наизнанку?

— Потому что я демон? Мне положено.

— Почему ты больше не играешь музыку?

— О, тебе нравилась моя музыка?

Джон достал ключи от тачки и разблокировал сигнализацию. Невдалеке, через пару домов, его машинка услужливо отозвалась.

— Еще вопрос со словом «почему»? — спросил Балтазар и достал монетку.

— Вытри кровь, — произнес Джон, не оборачиваясь. Он знал, что Балтазар остановился, вытащил из кармана выглаженный платочек с вензелем и аккуратно стер кровь с подбородка. Затем бросил платок на землю. — Губа болит?

— Ты бы хотел коснуться этой ранки?

— У тебя появились какие-то странные БДСМ-наклонности.

Балтазар снова издал смешок, подкинул монетку, покатал ее на костяшках. В серебристом свете луны метал монетки тоже отдавал серебром. Серебром, что содержит в себе кровь. И холодное адское пламя.

— Куда ты меня отвезешь, Джонни? К себе домой?

— Мы просто побеседуем. Времени мало.

— А если я не захочу тебе рассказывать?

Джон пожал плечами:

— Я ведь научился пытать людей?

Балтазар только покачал головой, обогнул Джона и пошел вперед.

***

Сухой ночной воздух бил по лицу через открытые окна. Песок скрипел на зубах. Запахи гнили смешивались с тяжелыми ароматами цветущих растений. Удушающая нота бензина, сера, которую легко поджечь. И Балтазар.

Джон еще ощущал вкус вина на своих губах. Этот вкус был похож на предательский поцелуй Иуды.

— Иуда.

Как будто прочитал мысли.

— Ангелам понадобилось вытащить из Ада Иуду. Но Папенька не отпустит. Иуда сам должен пойти. На запах человеческой крови.

— А причем тут Абигайль, которую ты подсадил на наркотик?

— На мою кровь. Кровь полукровок друг для друга — как наркотик.

Джон присвистнул.

— Ангелы не знали, что она якшается с тобой?

— Знали, что с полудемоном, но не знали с кем.

— Тебе-то какой резон было во все это влезать?

— Скучно жить?

— Ни за что не поверю.

— Знаешь… Она такая миленькая. Была. Как увидел — понял, можно поиграть. И в конце концов, я ж получил тебя?

Джон, ничего не ответив, завернул на подземную парковку.

— Тебя же Папенька по голове не погладит, если узнает, что ты вывел Иуду из Ада?

— Кто сказал, что этим буду заниматься я?

— А кто?

— Абигайль отдала мне оставшуюся человеческую кровь, и я передал ее на хранение, оставшись анонимом.

Джон отключил зажигание и помотал головой.

— Ничего не понимаю. Что-то не сходится. Не вижу логики.

— Опасно доверять демонам, Джонни, — произнес Балтазар, отстегивая ремень.

— Зачем ангелам Иуда?

— Может, спросишь у них сам?

— Предполагаю, так и придется сделать, — сказал Джон, выбираясь из автомобиля.

Подземная парковка была холоднее улицы, и пахла по-другому.
Когда ты приводишь в свой дом врага — ожидай чего угодно.

— Полукровки-отщепенцы. Они же и пришли за тобой в клуб Моны.

— Хочешь стравить их друг с другом? Полукровки против полукровок?

— Неужели ты думаешь, что я отдам им кровь или сам выведу Иуду?

— Точно о таком не думаю. Ты не настолько дурак. — Джон направился к лифту. — Что они пообещали тебе взамен?

— Ты ведь должен был уже догадаться.

— Неужели литры ангельской крови?

Балтазар захохотал.

— Дилер наебал дилера? А что ты будешь делать с человеческой кровью?

Балтазар догнал Джона и обнял его за плечи.

— Она, конечно, не так хороша, но тоже кое на что сгодится, — сказал он шепотом.

---

Лотос во тьме: 2

Пэйринг и персонажи: Цзян Чэн /ОМП
Рейтинг: R
Жанры: Драма, Даркфик
Размер: планируется Мини
Статус: в процессе

Описание:
В каждом из нас живет такая красота и такое зло... Во всех без исключения. (C)

Цзян Чэн смотрит, как узник медленно вытирает кровь. Он ладонью зачем-то размазывает кровь по губам, оставляя темнеющее, в неярком свете ламп, неясное пятно. Он улыбается окровавленными губами. Ссадина на лбу истекает кровью.

— Что ж так сразу-то. А поговорить?.. А менее топорные пытки?

Цзян Чэн раздумывает. Он думает несколько секунд, затем махнет рукой, и узника затолкают в камеру.

Ночь Цзян Чэн проведет без сна, отвернувшись к стене, бездумно проводя пальцем по рисунку на обитой шелком стене. Он проводит линию, что становится цветком сливы, весенним, одним из первых появляющихся весной.

Как давно была весна…

Как давно была — его — весна.

Слишком уж он напоминает Вэй Усяня. И Цзян Чэн не знает, какие эмоции живут сейчас в нем.

На следующий день Цзян Чэн приказывает принести с собой стул. Он садится перед решеткой камеры. Он сидит молча, долго. Узник делает глоток из кувшина, проливая воду на шею. Капли сбегают вниз, и опять Цзян Чэн завороженно, почти отключившись, смотрит на капли, уже не кровь, уже прозрачную — воду.

Это тело, перед ним, теплое или холодное? Какое пламя оно носит в себе? Или оно ледяное и противное как лягушка?

Цзян Чэн мотает головой, пытаясь заставить себя прийти в себя, очнуться. Что-то с ним не то.

— Верховный заклинатель клана Цзян…- начинает узник, — Я думал, ты будешь более разговорчив.

— У нас еще много времени, — откликается Цзян Чэн, не поднимая глаз, — Ты можешь просидеть здесь много лет, а можешь — день.

— Иногда день кажется вечностью. А бывает и наоборот.

Цзян Чэн наконец поднимает глаза и вглядывается в лицо узника. Узник широко улыбается.

— Многие сгинули в темницах клана Цзян.

— Эта же участь постигнет и тебя, — устало говорит Цзян Чэн.

Узник улыбается еще шире и довольнее. Да что с ним не так? Где страх смерти? Если не страх смерти, так где в нем страх боли?

Что ему вообще понадобилось в Пристани Лотоса? С собой у него оказались промокшие талисманы, насквозь пропитанные темной энергией. Пара темных артефактов, неясного назначения. Цзян Чэн раздумывает — исследовать их или же уничтожить.

— Когда ты так ожесточился? — тихо спрашивает узник. Вопрос его внезапен, и Цзян Чэн отшатывается как от удара.

— А когда ты пошел по пути тьмы? — парирует Цзян Чэн, — Слава Старейшины покоя не дает?

— Каждый делает свой выбор.

— Ты ответил на свой вопрос.

Цзян Чэн поднимается со стула и уходит, не прощаясь.

@темы: другое, Mo Dao Zu Shi

---

Лотос во тьме: 1.

Пэйринг и персонажи: Цзян Чэн /ОМП
Рейтинг: R
Жанры: Драма, Даркфик
Размер: планируется Мини
Статус: в процессе

Описание:
В каждом из нас живет такая красота и такое зло... Во всех без исключения. (C)

Цзян Чэн думает, что он не похож. Совсем не похож. Узник. Он не называет его этим словом. В этом слове есть что-то от слова «узы», что-то, что соединяет. А он… Он бы боялся этого.

Он не хочет быть соединенным. Ни с кем больше. Быть соединенным — это значит быть обнаженным, быть тем, кого легко ранить.

Слишком много боли.

Со временем она переходит грань удовольствия и селится там.

«Он не похож», — думает Цзян Чэн, — «Совсем не похож».

Или похож?..

Такие же волосы, глаза похожей формы, но не цветом. Такие же пагубные привычки.

Злой язык, эпатажная натура.

Один из многих. Лотосов так много… Стоит лето, и лотосы цветут, наполняя все вокруг тонким ароматом. Запах болотной тины, прогретой солнцем воды, идет снизу, смешиваясь с ароматом лотосов. Этот запах скорее присущ женщине, он нутряной, немного тревожный, темный.

Но от узника пахнет также.

Люди Цзян Чэна выловили пришельца сутки назад из воды. Пришелец растянул губы в улыбке. Медленно. Сверкнул белыми зубами.

Он был мокрым насквозь, но держал себя высокомерно.

Цзян Чэн приказал бросить его в темницу. Слишком много высокомерия. Слишком много спеси.

Шаги раздаются гулко, громко, болезненно. Свет от ламп, рваный, царапает глаза, на периферии зрения оставляя неясную тень.

Он все еще улыбается.

— Что ты здесь забыл? — спрашивает Цзян Чэн. Кольцо на его пальце искрит сиреневыми всполохами, разрывая темноту крохотными молниями. Кольцо его — как послушный пес, оно готово броситься и рвать-рвать-рвать. Только прикажи.

Он пока не приказывает.

— Мне было любопытно, — произносит узник с прежней улыбкой. Голос узника тихий и бархатный.

— Что тебе было любопытно? — опять спрашивает Цзян Чэн, выделяя первое слово.

— Интересно как живет прославленный герой войны.

— Узнал?

— Узнал.

— Я знаю, кто ты. Я тебя узнал.

— Узнал, узнал, узнал…- передразнивает узник как эхом. Эхо и бьется в стены, пытаясь сбежать, но бежать из темниц клана Цзян некуда.

— Ты знаешь, что я делаю с такими как ты.

Узник только улыбается.

Цзян Чэн чувствует, что начинает закипать. Цзы Дянь пускает искры сильнее, яростнее. Они маленьким ярким салютом взрывают тьму.

Настроение хозяина кольцо считывает моментально.

— Интересная игрушка, — говорит узник.

— Ты знаешь, что будет…

— И что же?..

Цзян Чэн, медленно разматывая плеть, думает, что безымянный узник не похож.

Но почему он убеждает в этом себя.

И почему надеется, что кто-то, хоть кто-нибудь, окажется похож… Их было много. Но никто, никто не был — достаточно — им.

Вэй Усянем.

Ни один.

Что бы ему Цзян Чэн сказал?..

Сказал бы, что… Почему?.. Когда он ушел по пути тьмы, почему не объяснил?..

Почему оставил его одного с такой болью.

Лотос цветет и сквозь тьму.

Цзян Чэн размахивается и ударяет узника по лицу плетью.

@темы: другое, Mo Dao Zu Shi

---

Веревка

Пэйринг и персонажи:Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Рейтинг:PG-13
Жанры:Драма, Фэнтези
Размер: Мини
Статус:Закончен

Описание:
Он заперт здесь один и медленно сходит с ума.

Одна и та же история проигрывается перед ним. Сяо Син Чэнь кончает с собой, а Сюэ Ян орет. Он смотрит на это теперь уже со скукой. Иногда ходит вокруг этой пары кругами, слыша крики. Теперь же он просто сидит чуть в отдалении — туман обволакивает всё вокруг, облизывает языком фигуры. Черное одеяние одного выглядывает частями: то нога, то рука. И кровь другого плещет фонтаном, вереницей, разбросанными бусинами.

Огромную низку бус порвали и рассыпали.

Сюэ Ян устает от этого зрелища, но здесь больше некуда идти. Лишь его старый дом в похоронном городе И, разбросанные деньги мертвых, бумажные манекены. Он пинает их ногами и проходит мимо.

Каждое утро манекены целехонькие, как будто и не было ничего. Каждое утро — скука.

Даже убить некого.

Для такого, как он, скука — самый страшный ад. Ну и самое неприятное воспоминание на закуску.

Он смотрит на это действо снова и снова, уже ничего не чувствуя. Сначала он вздрагивал, подходил поближе, касался руками «другого Сюэ Яна» и умирающего Сяо Син Чэня. Они оказались не более чем бесплотными призраками, порождениями его разума, возможно.

Он тут застрял один и сходит с ума от скуки… Веселенькое приключение.

Ну пусть один убивает себя, а другой пусть орет.

Сюэ Ян садится на землю, закутывая ноги в полы ханьфу. Он зевает напоказ, щелкнув зубами в конце.

Сегодня у него в руке горсть мелких камешков — он обсасывает один за другим, как конфеты. Конфеты… Здесь он не чувствует ни голода, ни вкуса, но даже это тело — скорее всего, мертвое тело — всё еще имеет свои автоматические привычки.

Несколько раз на дню… А здесь есть «день»? Или «вечер»? Или что-нибудь другое, что было бы близко к понятию времени? Сюэ Ян сомневается. Нет ничего, кроме повторяющихся отвратительно-скучных сцен.

Почему он тут один?

Он уже начал пытать бумажные манекены и разговаривать с ними. Нашел помаду и разрисовал одному его бумажное лицо. Дал ему имя «Друг».

На следующий день «Друг» сгинул и стал такой же безликой куклой, как и прочие.

Сюэ Ян смотрит на свою пострадавшую руку. Затем вытаскивает меч и отрубает себе еще один палец. Палец отскакивает, выбрасывая на свободу струйку крови. Сюэ Ян воет, но никто не обращает на него внимания — некому. Сюэ Ян затихает, хныча и баюкая раненый палец.

На следующий день на месте раны вырастает новый палец. Отлично, тут еще и вырастают отрубленные части тела. А голова отрастет? Сюэ Ян серьезно задумывается над тем, чтоб отрубить себе голову. Он даже думает над способом, чтоб это было менее мучительно. Но так и не решается.

Палец-то было больно отрубать. А это голова.

За домом, в пыльной яме, он находит веревку и ходит с ней, словно это поводок невидимой собачки. Повесить на ней некого. Если только себя.

Он привязывает за шею безликого «друга» и тащит за собой. «Друг», конечно, идти не хочет, волочится как пьяный забулдыга, даром, что бумажный и легкий. Сюэ Ян останавливается, делает к «другу» несколько шагов и со всего маху прыгает на его бумажную голову, месит ногами. Чуть в стороне ежедневный Сяо Син Чэнь валится окровавленным кулем, а ежедневный Сюэ Ян орет над его телом.

— Что-нибудь бы новое, а… — говорит сам себе Сюэ Ян с тоской в голосе.

Он отвязывает веревку, сматывает ее и забрасывает себе на спину.

— Ну хоть кто-нибудь. Появитесь.

В его голосе слышна мольба. Затем он, понимая, что только что сморозил, начинает хохотать. Он хохочет, повизгивая, он падает на землю и бьет ладонями, взбивая пыль вверх. Слои тумана расходятся, и Сюэ Ян, резко замолкнув, смотрит как пылинки, потревоженные им, оседают обратно на землю.

Он тяжело дышит, и он готов заплакать от злой безысходности.

Его никто не услышит и точно никто не придет.

Мешочек на его поясе пуст — нет ни одной частицы чужой души. Вся рассыпалась, сгинула, исчезла без следа.

Иногда он ложится и кладет мешочек перед лицом, смотрит на него как на что-то очень дорогое.

Но в мешочке пусто. Как и в этом странном месте. Пусто везде, куда бы он ни пошел, где бы ни оказался. Да и ходить тут некуда. Он уже все исследовал.

Сюэ Ян со вздохом поднимается с земли и уходит в дом. Там он ложится на пол и долго, до следующего утра, лежит с открытыми глазами.

Утром он опять выбирается посмотреть на повторение картины. Или, чтоб повесить «друга», предварительно наплевав ему в рожу. Или даже поцеловать в напомаженные губы. Краска для губ похожа на кровь. Он перемажется этой фальшивой кровью до ушей и посмотрит на себя в зеркало, найденное в доме.

Он выбирается из дома, выходит, затем садится на пятачок земли. Пара — самоубийца и орущий он сам — угомонилась и сгинула на некоторое время. Вокруг стоит тишина.

И что-то новое.

Стук бамбукового посоха. Очень знакомый стук. Сюэ Ян подскакивает, ему кажется, что и его уши сыграли с ним злую шутку. Он весь теперь — как натянутая тетива лука, готовый толкнуть себя вперед.

Кто-то идет сквозь туман, медленно идет к нему.

Этот «кто-то» оказывается Сяо Син Чэнем в белоснежных одеждах, с повязкой на месте пустых глазниц. Он подходит всё ближе и ближе, и Сюэ Ян замечает, что повязка на глазах Сяо Син Чэня начинает пропитываться кровью. Его отсутствующие глаза кровоточат.

Сюэ Ян, не говоря ни слова, делает медленный шаг вперед.

Он ловит себя на мысли, что хочет снять повязку Сяо Син Чэня и слизать капли крови с его лица.

@темы: другое, Mo Dao Zu Shi

---

"Демон для тебя" вышел самым буддийским текстом, но и самым сложным, из-за полутонов и недоговоров
это любовь, о которой не признались, потому что страшно и стыдно, и покончить с собой перед человеком, которого любишь равно "сбежать" и в то же время признаться в чувствах
совершенно глупый эпатаж, но единственно возможный для этого героя
он не умеет разговаривать ртом
единственный способ взаимодействия для него - убийство
единственный способ милосердия - убийство
парадокс: он остался убийцей и в аду, но своими убийствами других людей он этим людям дал возможность реинкарнации
есть ли худшее наказание для убийцы, чем возможность своими действиями давать жизнь, а не отнимать ее?..


в "Нарисуй мне ночь" тьма выступает и прогрессирующей слепотой героя и одновременно из-за этого ослаблением в герое человечности
он ослеп, он влюбился в убийцу и косвенно сам же стал убийцей
он впустил тьму внутрь себя

@темы: Mo Dao Zu Shi