Пэйринг и персонажи: Морок / Алекс
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
читать дальше В сентябре он пропал. До премьеры альбома оставался месяц. А у нас пропал лидер группы.
Просто. Внезапно. Легко и незаметно.
— Загулял, — меланхолично сказал Фобос.
Все пожали плечами — как будто ничего не случилось.
А я искал его по всему городу. Меня даже в Купчино занесло — прошел слух, что там видели парня, похожего на Морока.
Я расклеивал объявления на столбах и деревьях, стоя под дождем и стуча зубами от холода. Осень подползала неслышно. Боль была пронизывающей.
Телефон уже несколько недель молчал. Абонент недоступен или просто умер.
— Почему не обратился к нам? — спросил Андрей Валентинович.
— Потому что дурак, — глухо проговорил я и криво улыбнулся. — Но я ведь его нашел.
Именно я и нашел. И больше никто.
Нашел мокрого насквозь, в прилипшей к телу рубашке и таких же грязных джинсах, волосы слиплись в сосульки. Он был пьяным до невменяемости, настолько, что не попадал по струнам. Он сидел на ступенях выхода из Нарвской и пел «I'm here without you baby» сорванным голосом. Пел одну и ту же песню, повторяя ее снова и снова.
Солнцезащитные очки скрывали два знатных фингала. Распухшие, но уже подзажившие губы еле шевелились. Это был концерт отчаяния. На станции отчаяния.
Я не хотел его спугнуть, просто ждал, что он заметит меня и обратит внимание. Один раз он поднял лицо, встряхнул головой, слегка улыбнулся израненными губами и продолжил снова. Люди шли мимо, спешили по своим делам. Им не было дела до нас. Наверное, так и должно было быть.
— Морок, — позвал я тихо и подошел ближе, нависая над ним. — Не надо.
— Ай лав ю… Ай нииид ю…
— Чего ты добиваешься?
Я снял куртку и накинул ему на плечи. Он слегка повел плечами. Я сел рядом с ним, ожидая, когда он закончит.
— Ну вот я здесь, — сказал я в полголоса, — Здесь, с тобой.
Пальцы Морока замерли на струнах.
— Теперь я здесь с тобой. Не нужно звать никого. Я услышал.
— Твое немое небо. Твое и не мое небо. Листья на небе.
Я поднял руку и коснулся его лба. У Морока был жар и он точно был не в себе.
— Что случилось?
— Я помню листья на небе.
— Пойдем домой.
Он помотал головой.
— У меня нет дома.
— У тебя есть я.
Он уставился на меня молча. Затем снял очки.
— Вот так все заканчивается и начинается.
— Хочешь вести философские беседы? У меня скоро яйца отмерзнут.
Морок тихо засмеялся, отложил гитару и встал, пошатываясь.
— Небо — там где дом. Дом — там где небо.
Я обнял его одной рукой и повел по ступеням вверх. Он держал гитару за гриф и тащил за собой, не нежно ударяя по ступеням.
— Гитаре все равно уже конец. Она разбухла от воды. Струны ржавые. Брось.
Морок легко разжал пальцы. И гитара с глухим стуком бухнулась на каменные плиты, расплескав лужу, что создал дождь.
— Мы купим тебе новую. Теперь можем позволить.
Морок что-то проговорил в ответ, но я так и не понял что.
— Пойдем домой, алкаш. Пойдем домой.
***
Он провалялся в горячке несколько дней, но к пресс-конференции был как огурчик — в выглаженном смокинге и все тех же солнцезащитных очках. Хотя больше молчал. За него отдувались нервная Рания и язвительный Фобой, которому, по виду, все остопиздело. И поведение лидера — больше всего на свете.
Я не знал, сколько лет они уже знакомы. Они играли в одной группе, но друзьями их сложно было назвать.
Фобос стоически терпел, но иногда показывал зубы. Он не был гомофобом, дело вообще было не во мне.
Он говорил мне иногда, говорил, что это проклятый талант. Что, если его оставить на произвол судьбы, то он разрушит весь мир. А Фобос слишком любил весь этот чертов мир. Девочек, выпивку, наркотики. Сцену. И песни Морока.
Но самого Морока он не любил.
Он говорил мне, что я взвалил на себя слишком большую ношу.
Я говорил, что справлюсь.
Фобос только цокал.
— Он умрет как звезда. Взорвавшись.
— Иногда ты говоришь как Морок.
— Во мне не так сильна тяга к саморазрушению.
— А в нем?
— О, в нем ее слишком много. Тьмы. Тебя притянуло ей. Вот ты и летаешь по его орбите. Удариться и разбиться не боишься?
— А если я уже.?
Фобос поджимал губы и качал головой. Он отличался от Рании хотя бы тем, что не пытался меня учить.
Но они оба знали слишком многое. А я не знал ничего.
В период исчезновения Морока по городу стали появляться странные граффити и трупы бомжей неподалеку. Я не связывал одно с другим.
Но разбитые губы Морока, покрытые корками герпеса, притягивали мой взгляд.
— Мне отвратительно тебя целовать, — сказал я.
— Так не целуй. — пожимал он плечами равнодушно и утыкался в ноутбук.
— Какую еще заразу ты притащил?
— Я был в больнице и притащил тебе кучу справок. Что еще тебе нужно? Как жена, блядь.
Я затыкался и предпочитал переживать его плохое настроение.
***
Однажды он закрыл перед моим носом дверь, за которой разорялся Фобос.
— Ты шакал, падальщик. Ты не думаешь о других, а только о себе. Жрешь других, и не давишься.
— Замолчи, — на тон ниже проговорил Морок.
— Тебе бы только сожрать кого-нибудь и поглумиться.
— Так уходи. Тебя ничего не держит.
— Меня держит контракт.
— Какой контракт? Мы — инди-группа. Нет никакого контракта и не было. Ты его себе придумал, чтоб тереться рядом. Проваливайте все. Можешь всем так и передать. «Станция Отчаяние» распущена.
— Мы только что выпустили альбом.
— И что? Тебе пообещали кучу денег за альбом? Кучу девочек и бухла? Найдешь в другом месте.
Дальше раздался шум, что-то или кого-то уронили, кто-то охнул. Дверь была закрыта на ключ, я мог бы высадить мутное, кудрявое стекло, но не стал этого делать. Просто съехал вниз, на колени, держа в руках свеженькую пластинку — пластинку группы «Станция Отчаяние». С моим рисунком на обложке.
На нем было изображено дерево-татуировка со спины Морока и железнодорожные пути, убегающие вдаль, в серый полдень.
Рейтинг: NC-17
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе
читать дальше В сентябре он пропал. До премьеры альбома оставался месяц. А у нас пропал лидер группы.
Просто. Внезапно. Легко и незаметно.
— Загулял, — меланхолично сказал Фобос.
Все пожали плечами — как будто ничего не случилось.
А я искал его по всему городу. Меня даже в Купчино занесло — прошел слух, что там видели парня, похожего на Морока.
Я расклеивал объявления на столбах и деревьях, стоя под дождем и стуча зубами от холода. Осень подползала неслышно. Боль была пронизывающей.
Телефон уже несколько недель молчал. Абонент недоступен или просто умер.
— Почему не обратился к нам? — спросил Андрей Валентинович.
— Потому что дурак, — глухо проговорил я и криво улыбнулся. — Но я ведь его нашел.
Именно я и нашел. И больше никто.
Нашел мокрого насквозь, в прилипшей к телу рубашке и таких же грязных джинсах, волосы слиплись в сосульки. Он был пьяным до невменяемости, настолько, что не попадал по струнам. Он сидел на ступенях выхода из Нарвской и пел «I'm here without you baby» сорванным голосом. Пел одну и ту же песню, повторяя ее снова и снова.
Солнцезащитные очки скрывали два знатных фингала. Распухшие, но уже подзажившие губы еле шевелились. Это был концерт отчаяния. На станции отчаяния.
Я не хотел его спугнуть, просто ждал, что он заметит меня и обратит внимание. Один раз он поднял лицо, встряхнул головой, слегка улыбнулся израненными губами и продолжил снова. Люди шли мимо, спешили по своим делам. Им не было дела до нас. Наверное, так и должно было быть.
— Морок, — позвал я тихо и подошел ближе, нависая над ним. — Не надо.
— Ай лав ю… Ай нииид ю…
— Чего ты добиваешься?
Я снял куртку и накинул ему на плечи. Он слегка повел плечами. Я сел рядом с ним, ожидая, когда он закончит.
— Ну вот я здесь, — сказал я в полголоса, — Здесь, с тобой.
Пальцы Морока замерли на струнах.
— Теперь я здесь с тобой. Не нужно звать никого. Я услышал.
— Твое немое небо. Твое и не мое небо. Листья на небе.
Я поднял руку и коснулся его лба. У Морока был жар и он точно был не в себе.
— Что случилось?
— Я помню листья на небе.
— Пойдем домой.
Он помотал головой.
— У меня нет дома.
— У тебя есть я.
Он уставился на меня молча. Затем снял очки.
— Вот так все заканчивается и начинается.
— Хочешь вести философские беседы? У меня скоро яйца отмерзнут.
Морок тихо засмеялся, отложил гитару и встал, пошатываясь.
— Небо — там где дом. Дом — там где небо.
Я обнял его одной рукой и повел по ступеням вверх. Он держал гитару за гриф и тащил за собой, не нежно ударяя по ступеням.
— Гитаре все равно уже конец. Она разбухла от воды. Струны ржавые. Брось.
Морок легко разжал пальцы. И гитара с глухим стуком бухнулась на каменные плиты, расплескав лужу, что создал дождь.
— Мы купим тебе новую. Теперь можем позволить.
Морок что-то проговорил в ответ, но я так и не понял что.
— Пойдем домой, алкаш. Пойдем домой.
***
Он провалялся в горячке несколько дней, но к пресс-конференции был как огурчик — в выглаженном смокинге и все тех же солнцезащитных очках. Хотя больше молчал. За него отдувались нервная Рания и язвительный Фобой, которому, по виду, все остопиздело. И поведение лидера — больше всего на свете.
Я не знал, сколько лет они уже знакомы. Они играли в одной группе, но друзьями их сложно было назвать.
Фобос стоически терпел, но иногда показывал зубы. Он не был гомофобом, дело вообще было не во мне.
Он говорил мне иногда, говорил, что это проклятый талант. Что, если его оставить на произвол судьбы, то он разрушит весь мир. А Фобос слишком любил весь этот чертов мир. Девочек, выпивку, наркотики. Сцену. И песни Морока.
Но самого Морока он не любил.
Он говорил мне, что я взвалил на себя слишком большую ношу.
Я говорил, что справлюсь.
Фобос только цокал.
— Он умрет как звезда. Взорвавшись.
— Иногда ты говоришь как Морок.
— Во мне не так сильна тяга к саморазрушению.
— А в нем?
— О, в нем ее слишком много. Тьмы. Тебя притянуло ей. Вот ты и летаешь по его орбите. Удариться и разбиться не боишься?
— А если я уже.?
Фобос поджимал губы и качал головой. Он отличался от Рании хотя бы тем, что не пытался меня учить.
Но они оба знали слишком многое. А я не знал ничего.
В период исчезновения Морока по городу стали появляться странные граффити и трупы бомжей неподалеку. Я не связывал одно с другим.
Но разбитые губы Морока, покрытые корками герпеса, притягивали мой взгляд.
— Мне отвратительно тебя целовать, — сказал я.
— Так не целуй. — пожимал он плечами равнодушно и утыкался в ноутбук.
— Какую еще заразу ты притащил?
— Я был в больнице и притащил тебе кучу справок. Что еще тебе нужно? Как жена, блядь.
Я затыкался и предпочитал переживать его плохое настроение.
***
Однажды он закрыл перед моим носом дверь, за которой разорялся Фобос.
— Ты шакал, падальщик. Ты не думаешь о других, а только о себе. Жрешь других, и не давишься.
— Замолчи, — на тон ниже проговорил Морок.
— Тебе бы только сожрать кого-нибудь и поглумиться.
— Так уходи. Тебя ничего не держит.
— Меня держит контракт.
— Какой контракт? Мы — инди-группа. Нет никакого контракта и не было. Ты его себе придумал, чтоб тереться рядом. Проваливайте все. Можешь всем так и передать. «Станция Отчаяние» распущена.
— Мы только что выпустили альбом.
— И что? Тебе пообещали кучу денег за альбом? Кучу девочек и бухла? Найдешь в другом месте.
Дальше раздался шум, что-то или кого-то уронили, кто-то охнул. Дверь была закрыта на ключ, я мог бы высадить мутное, кудрявое стекло, но не стал этого делать. Просто съехал вниз, на колени, держа в руках свеженькую пластинку — пластинку группы «Станция Отчаяние». С моим рисунком на обложке.
На нем было изображено дерево-татуировка со спины Морока и железнодорожные пути, убегающие вдаль, в серый полдень.
@темы: крестовый поход неудачника