Сиквел к "Немного времени для синицы"
Пэйринг и персонажи: Марек / Пат
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Фантастика, Детектив, POV, Антиутопия
Предупреждения: Насилие, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Макси
Статус: Закончен
Описание:
Марек возвращается на Землю через четыре года, после событий, описанных в "Немного времени для синицы". Многое изменилось, но и многое осталось прежним. Только люди не меняются.
Новое дело, на этот раз задействованы все. Страх и страсть не оставят Марека, новый страх и прошлая страсть. Остался ли Марек прежним? И чего ему ждать теперь, похоронив всё свое прошлое?
читать дальше
Я вернулся домой под утро: Айви выбралась из комнаты и спросила не надо ли мне чего. Я ответил, что нет.
— Что ты будешь делать?
— Не знаю.
Я подошел к одному из шкафов, где хранилась дедова одежда, разномастное барахло, годное лишь, чтоб разодеть бедняков, уродов и циркачей. Наш выглаженный унифицированный мир нормкора принимает всё, но и отвергает всё, он живет вне моды.
Мода — сейчас где-то там, где далекие звезды. Мы смотрим по головидению реалии несуществующих жизней со странно одетыми людьми (прозрачный, переливающийся пластик, полоски-индикаторы настроения, заменившие татуировки — хотя татуировки и сейчас остались — чаще всего в пол выбритой головы, отсутствие ресниц и бровей, разнообразная переделка губ и ноздрей). У нас всё здесь проще. И где-то почти в подполье существовало действо, равное старому венецианскому карнавалу.
— Как ты думаешь, надо может было отдать всё в клуб, где дед выступал?
Айви посмотрела на меня с легкой грустью:
— Это тебе решать.
Я решать ничего не хотел: я цеплялся за прошлое, всеми когтями и не хотел от него отказаться. Отпустить прошлое — значит, похоронить его. Значит, выбросить вещи людей, которые уже не будут ими пользоваться. У нас осталась комната Дерека и там я тоже ничего не трогал. Только перед вылетом с Земли заколотил дверь так, чтоб никто туда не смог бы войти. Тюрьма без узника.
Одежда деда тоже была одеяними узника, его робой. Он создавал себе свободу, но на самом деле он знал, что это была его клетка. Я провел пальцами по нежно-персиковой атласной ткани. Сколько же это платье стоило, интересно?
— Как ты думаешь, за это можно выручить какие-то деньги?
— Думаю да.
Я закрыл шкаф и ушел к себе, спать.
***
Разбудил меня Пат, трезвонивший по коммутатору: он приглашал меня в какой-то клуб, который я не знал. Четыре года прошло, часть клубов и баров, которые я знал, позакрывалось, на их месте как грибы выросли новые.
«Сверхновая». Очередное космическое название. И какое-то глупое, честно говоря.
Пат, одетый в джинсы и тонкую белую майку, уже ждал меня за укромным столиком, отсалютовал коктейлем и развернул передо мной меню. Всё — в молчании.
— Джин-тоник?
— Нет.
— А что?
— Ничего. Я не хочу пить.
Пат присвистнул.
— Ну ты даешь, — он достал откуда-то из-под стола что-то и положил на стол, — Тогда у меня есть кое-что другое.
— И что это?
— Старый добрый «экстази».
— Никогда не избавишься от своих привычек, да? — мне уже становилось веселее и без наркоты, — Я так и не спрашивал у тебя: таскаешь ли ты вообще наркоту с собой. Вижу, что таскаешь.
— Я знаю, где ее достать.
Музыка вокруг состояла из смешения народных восточных мотивов с жесткими, ядовитыми битами, выедающими мозг. Бамбуковая флейта из эло-материала: китайские драконы в двухмерной графике, распадающиеся на пиксели иероглифы. Мы говорим на смеси китайского, русского и английского языков: чирайниш. Переложенный на латиницу пиньинь, и такой же русский. В том куске США, что еще существует, еще и испанский добавляют. У нас есть только некоторые слова из него. Soledad* — прекрасное слово. Он ласкает мой слух, оно похоже на лунную ночь на берегу моря, море и ты, и больше никого. Ты кусаешь себя за предплечье — твоя кожа соленая на вкус. Ты прикусил слишком сильно — кровь тоже соленая.
Мы все такие соленые. Наше грязное море не дает нам стать достаточно одинокими. Его слишком много — пей, наслаждайся, если захочешь, то можешь и утонуть.
Выбор за тобой.
Иногда устаешь от выбора.
Просто. Устаешь.
Я заглотил маленькую розовенькую таблетку и запил ее Патовым коктейлем. И подавился. Пат тут же подскочил и начал бить мне по позвонкам ребром ладони, я засмеялся и еще больше закашлялся.
— Всё, хватит! — сказал я сквозь выступившие слезы.
Пат присел на свое место и заказал еще один коктейль.
— Знаешь, у меня такое состояние, что я мог бы разреветься, беспричинно, и реветь, наверное, несколько часов, уткнувшись в подушку, молотя в нее кулаками, дрыгая ногами, размазывая сопли по всем доступным поверхностям…
Пат засмеялся.
— Почему?
— Не знаю. Это эмоции. Я пытаюсь найти им причину и не могу, пытаюсь найти их сердце и не могу. Наверное, я только и делаю, что пытаюсь найти сердце, или центр, или зерно.
— Суть?
— Да, суть. Сейчас я чувствую только надвигающуюся бурю, ее пыльный, немного металлический запах, и хочется завыть по-собачьи, завыть и прижать уши.
— То уткнуться и реветь, то завыть — ты уж определись, — Пат поднял стакан и сделал движение как будто чекается со мной, — Твое здоровье.
— Почти одно и то же. У меня есть два вопроса, и оба меня очень интересуют.
— Какие? — Пат откинулся на спинку кресла.
Я помедлил прежде, чем решился продолжить. Я не был уверен, что Пату понравится мой следующий вопрос: ворошение прошлого. То, что я обожаю. Он не такой любитель всякого гнилого старья, как я. А я и раны свои ковырять люблю. Чем грязнее иголка, тем лучше.
— Почему ты сразу признался во всем, когда тебя поймали? Почему не стал придумывать причины?
Пат резко выпрямился. Лицо его, в синеватых отблесках ламп, стало иметь выражение застывшей восковой маски, вероятно, он побледнел, хотя я этого и не видел точно.
— Потому что.
— Почему? В тебе сразу проснулась совесть, и ты решил сразу признаться во всем? Иуда раскаялся, но сил повеситься у него не хватило?
Пат утомленно закрыл глаза.
— Несколько дней назад ты сказал, что простил меня. Но на самом деле это не так. Думаю, нам не стоит больше…- он быстро поднялся, но я удержал его.
— Я просто. Хочу. Понять. Пожалуйста.
— Что ты хочешь понять? — бархатным и ядовитым голосом спросил Пат, усаживаясь.
— Хочу понять, почему ты мне врал. Почему по картине, которую нарисовал Джон, ты меня использовал и предал. Но ты не стал играть до конца. Почему?
— Потому что я стал любить тебя, дурень! — рявкнул Пат и вырвал свою руку, — Я думал всё пройдет легко, но я не думал, что… Я не мог бы больше смотреть в твои глаза. Начало не равно концу. Сначала это было игрой, потом уже перестало ею быть. Я предпочел потерять всё и забыть свою ошибку, смыть ее. А тут ты возвращаешься, через четыре года, и падаешь передо мной на колени. Я больше не могу.
— Ты мог спасти себя.
— Мог. Но думаешь, смог бы я и дальше жить, как жил до возвращения Дерека? — Пат с болью сжал губы, — Неужели ты всё еще думаешь, что я такая сволочь?.. Ты хоть определись, а…
— Я думаю, что я был бы и не против, если бы ты остался сволочью и выгородил себя. А не проживал то, что ты пережил на астероидах.
— Иногда очищение необходимо, — тихо сказал Пат и уткнулся взглядом в стену.
Волшебная таблетка начала бы уже действовать, но я ничего не чувствовал. Видать, меня перестала брать наркота.
Пат взглянул на часы в коммутаторе и поднялся.
— Сиди здесь. Через полчаса пробирайся к сцене.
— А ты? — я тоже поднялся.
— Увидишь.
Я удивленно засмеялся. Слезы, слезы, где мои слезы. Я вывожу других на истерику, потому что сам не могу истерить.
Да? ДА?
***
Я выбрался к сцене через указанные Патом полчаса и стал ждать действа. Чернокожий ведущий, напяливший на себя золотисто-оранжевый, в вышитых лилиях, сюртук, представлял:
— Дивы! Королевы феерий! Сегодня снова с нами покорительница небес, сверхновая звезда…
«Что за пошлость», подумал я, не слушая дальше.
-…Айлин Сильвери!!!
Под музыку медленно опустили два шелковых каната и женскую фигуру в жемчужном купальнике, ловко зацепившуюся ступнями за них… Женская фигура, черный парик, невозможно вывернутые ступни. И акробатические движения, балетные «па» в воздухе.
Изогнутый позвоночник — натянутый лук, и пущенная стрела… Это было эротичное зрелище, томительное, немного ленивой печали. Немного солено-кровавой грусти (отсветы от метущихся софитов). Черные кудри. Длинные ресницы. Обещание. Но печаль, печаль.
Изломы. Нега.
Невыраженная истерика.
Буря, которой еще не дали ход.
Море, готовящиеся выбросить волну цунами.
Всё случится лунной ночью.
Танец был прекрасен — и всё, не касаясь пола, лишь однажды, игриво, кончиками пальцев.
Когда музыка прекратилась, девушка спустилась со сцены, сдергивая на ходу парик, направилась прямиком ко мне.
Пат.
* Soledad (исп.) - Одиночество.
Пэйринг и персонажи: Марек / Пат
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Фантастика, Детектив, POV, Антиутопия
Предупреждения: Насилие, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Макси
Статус: Закончен
Описание:
Марек возвращается на Землю через четыре года, после событий, описанных в "Немного времени для синицы". Многое изменилось, но и многое осталось прежним. Только люди не меняются.
Новое дело, на этот раз задействованы все. Страх и страсть не оставят Марека, новый страх и прошлая страсть. Остался ли Марек прежним? И чего ему ждать теперь, похоронив всё свое прошлое?
читать дальше
Я вернулся домой под утро: Айви выбралась из комнаты и спросила не надо ли мне чего. Я ответил, что нет.
— Что ты будешь делать?
— Не знаю.
Я подошел к одному из шкафов, где хранилась дедова одежда, разномастное барахло, годное лишь, чтоб разодеть бедняков, уродов и циркачей. Наш выглаженный унифицированный мир нормкора принимает всё, но и отвергает всё, он живет вне моды.
Мода — сейчас где-то там, где далекие звезды. Мы смотрим по головидению реалии несуществующих жизней со странно одетыми людьми (прозрачный, переливающийся пластик, полоски-индикаторы настроения, заменившие татуировки — хотя татуировки и сейчас остались — чаще всего в пол выбритой головы, отсутствие ресниц и бровей, разнообразная переделка губ и ноздрей). У нас всё здесь проще. И где-то почти в подполье существовало действо, равное старому венецианскому карнавалу.
— Как ты думаешь, надо может было отдать всё в клуб, где дед выступал?
Айви посмотрела на меня с легкой грустью:
— Это тебе решать.
Я решать ничего не хотел: я цеплялся за прошлое, всеми когтями и не хотел от него отказаться. Отпустить прошлое — значит, похоронить его. Значит, выбросить вещи людей, которые уже не будут ими пользоваться. У нас осталась комната Дерека и там я тоже ничего не трогал. Только перед вылетом с Земли заколотил дверь так, чтоб никто туда не смог бы войти. Тюрьма без узника.
Одежда деда тоже была одеяними узника, его робой. Он создавал себе свободу, но на самом деле он знал, что это была его клетка. Я провел пальцами по нежно-персиковой атласной ткани. Сколько же это платье стоило, интересно?
— Как ты думаешь, за это можно выручить какие-то деньги?
— Думаю да.
Я закрыл шкаф и ушел к себе, спать.
***
Разбудил меня Пат, трезвонивший по коммутатору: он приглашал меня в какой-то клуб, который я не знал. Четыре года прошло, часть клубов и баров, которые я знал, позакрывалось, на их месте как грибы выросли новые.
«Сверхновая». Очередное космическое название. И какое-то глупое, честно говоря.
Пат, одетый в джинсы и тонкую белую майку, уже ждал меня за укромным столиком, отсалютовал коктейлем и развернул передо мной меню. Всё — в молчании.
— Джин-тоник?
— Нет.
— А что?
— Ничего. Я не хочу пить.
Пат присвистнул.
— Ну ты даешь, — он достал откуда-то из-под стола что-то и положил на стол, — Тогда у меня есть кое-что другое.
— И что это?
— Старый добрый «экстази».
— Никогда не избавишься от своих привычек, да? — мне уже становилось веселее и без наркоты, — Я так и не спрашивал у тебя: таскаешь ли ты вообще наркоту с собой. Вижу, что таскаешь.
— Я знаю, где ее достать.
Музыка вокруг состояла из смешения народных восточных мотивов с жесткими, ядовитыми битами, выедающими мозг. Бамбуковая флейта из эло-материала: китайские драконы в двухмерной графике, распадающиеся на пиксели иероглифы. Мы говорим на смеси китайского, русского и английского языков: чирайниш. Переложенный на латиницу пиньинь, и такой же русский. В том куске США, что еще существует, еще и испанский добавляют. У нас есть только некоторые слова из него. Soledad* — прекрасное слово. Он ласкает мой слух, оно похоже на лунную ночь на берегу моря, море и ты, и больше никого. Ты кусаешь себя за предплечье — твоя кожа соленая на вкус. Ты прикусил слишком сильно — кровь тоже соленая.
Мы все такие соленые. Наше грязное море не дает нам стать достаточно одинокими. Его слишком много — пей, наслаждайся, если захочешь, то можешь и утонуть.
Выбор за тобой.
Иногда устаешь от выбора.
Просто. Устаешь.
Я заглотил маленькую розовенькую таблетку и запил ее Патовым коктейлем. И подавился. Пат тут же подскочил и начал бить мне по позвонкам ребром ладони, я засмеялся и еще больше закашлялся.
— Всё, хватит! — сказал я сквозь выступившие слезы.
Пат присел на свое место и заказал еще один коктейль.
— Знаешь, у меня такое состояние, что я мог бы разреветься, беспричинно, и реветь, наверное, несколько часов, уткнувшись в подушку, молотя в нее кулаками, дрыгая ногами, размазывая сопли по всем доступным поверхностям…
Пат засмеялся.
— Почему?
— Не знаю. Это эмоции. Я пытаюсь найти им причину и не могу, пытаюсь найти их сердце и не могу. Наверное, я только и делаю, что пытаюсь найти сердце, или центр, или зерно.
— Суть?
— Да, суть. Сейчас я чувствую только надвигающуюся бурю, ее пыльный, немного металлический запах, и хочется завыть по-собачьи, завыть и прижать уши.
— То уткнуться и реветь, то завыть — ты уж определись, — Пат поднял стакан и сделал движение как будто чекается со мной, — Твое здоровье.
— Почти одно и то же. У меня есть два вопроса, и оба меня очень интересуют.
— Какие? — Пат откинулся на спинку кресла.
Я помедлил прежде, чем решился продолжить. Я не был уверен, что Пату понравится мой следующий вопрос: ворошение прошлого. То, что я обожаю. Он не такой любитель всякого гнилого старья, как я. А я и раны свои ковырять люблю. Чем грязнее иголка, тем лучше.
— Почему ты сразу признался во всем, когда тебя поймали? Почему не стал придумывать причины?
Пат резко выпрямился. Лицо его, в синеватых отблесках ламп, стало иметь выражение застывшей восковой маски, вероятно, он побледнел, хотя я этого и не видел точно.
— Потому что.
— Почему? В тебе сразу проснулась совесть, и ты решил сразу признаться во всем? Иуда раскаялся, но сил повеситься у него не хватило?
Пат утомленно закрыл глаза.
— Несколько дней назад ты сказал, что простил меня. Но на самом деле это не так. Думаю, нам не стоит больше…- он быстро поднялся, но я удержал его.
— Я просто. Хочу. Понять. Пожалуйста.
— Что ты хочешь понять? — бархатным и ядовитым голосом спросил Пат, усаживаясь.
— Хочу понять, почему ты мне врал. Почему по картине, которую нарисовал Джон, ты меня использовал и предал. Но ты не стал играть до конца. Почему?
— Потому что я стал любить тебя, дурень! — рявкнул Пат и вырвал свою руку, — Я думал всё пройдет легко, но я не думал, что… Я не мог бы больше смотреть в твои глаза. Начало не равно концу. Сначала это было игрой, потом уже перестало ею быть. Я предпочел потерять всё и забыть свою ошибку, смыть ее. А тут ты возвращаешься, через четыре года, и падаешь передо мной на колени. Я больше не могу.
— Ты мог спасти себя.
— Мог. Но думаешь, смог бы я и дальше жить, как жил до возвращения Дерека? — Пат с болью сжал губы, — Неужели ты всё еще думаешь, что я такая сволочь?.. Ты хоть определись, а…
— Я думаю, что я был бы и не против, если бы ты остался сволочью и выгородил себя. А не проживал то, что ты пережил на астероидах.
— Иногда очищение необходимо, — тихо сказал Пат и уткнулся взглядом в стену.
Волшебная таблетка начала бы уже действовать, но я ничего не чувствовал. Видать, меня перестала брать наркота.
Пат взглянул на часы в коммутаторе и поднялся.
— Сиди здесь. Через полчаса пробирайся к сцене.
— А ты? — я тоже поднялся.
— Увидишь.
Я удивленно засмеялся. Слезы, слезы, где мои слезы. Я вывожу других на истерику, потому что сам не могу истерить.
Да? ДА?
***
Я выбрался к сцене через указанные Патом полчаса и стал ждать действа. Чернокожий ведущий, напяливший на себя золотисто-оранжевый, в вышитых лилиях, сюртук, представлял:
— Дивы! Королевы феерий! Сегодня снова с нами покорительница небес, сверхновая звезда…
«Что за пошлость», подумал я, не слушая дальше.
-…Айлин Сильвери!!!
Под музыку медленно опустили два шелковых каната и женскую фигуру в жемчужном купальнике, ловко зацепившуюся ступнями за них… Женская фигура, черный парик, невозможно вывернутые ступни. И акробатические движения, балетные «па» в воздухе.
Изогнутый позвоночник — натянутый лук, и пущенная стрела… Это было эротичное зрелище, томительное, немного ленивой печали. Немного солено-кровавой грусти (отсветы от метущихся софитов). Черные кудри. Длинные ресницы. Обещание. Но печаль, печаль.
Изломы. Нега.
Невыраженная истерика.
Буря, которой еще не дали ход.
Море, готовящиеся выбросить волну цунами.
Всё случится лунной ночью.
Танец был прекрасен — и всё, не касаясь пола, лишь однажды, игриво, кончиками пальцев.
Когда музыка прекратилась, девушка спустилась со сцены, сдергивая на ходу парик, направилась прямиком ко мне.
Пат.
* Soledad (исп.) - Одиночество.
@темы: время и прах