Глава 10 Чистый свет

[cloveroverdover]

Сиквел к "Немного времени для синицы"
Пэйринг и персонажи: Марек / Пат
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Фантастика, Детектив, POV, Антиутопия
Предупреждения: Насилие, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Макси
Статус: Закончен
Описание:
Марек возвращается на Землю через четыре года, после событий, описанных в "Немного времени для синицы". Многое изменилось, но и многое осталось прежним. Только люди не меняются.
Новое дело, на этот раз задействованы все. Страх и страсть не оставят Марека, новый страх и прошлая страсть. Остался ли Марек прежним? И чего ему ждать теперь, похоронив всё свое прошлое?


Джон рвал на себе волосы и матерился сквозь зубы, держа в них же измочаленную, незаженную сигарету: никто ему даже не предлагал новую. Все боялись.

— Еще нам не хватало сумасшедших, предрекающих конец света.

Я уже побывал на месте трагедии. Пат тоже. Все побывали.

Лазер оставляет специфические довольно крупные отверстия с обожжеными краями. И такой же специфический запах, немного химический.

Но больше всего там было крови: лужи, литры, следы.

Пауль Слэйтер выстрелил одной женщине в глаз, и от выстрела ее мозги взорвались вареными серо-розовыми кусочками вперемешку с мелкими частями черепной коробки, обгоревшей кожи и волос.

На прощальном головидео он сказал, что хочет чистой смерти, и он дал ее и другим диспетчерам, он хотел бы забрать еще больше людей с собой, но не получится. В этот же день, но на несколько часов раньше он застрелил свою жену и мать.

— Космопорт закроют на время расследования. Откроют старый аварийный. И только для провизии.

Аварийный космопорт строили лет пятнадцать назад, но почему-то не достроили. Новости были так себе.

— Фактически мы оказались в блокаде, — сказал я.

— Получается, что так.

— Правительство будет фильтровать голосеть, чтоб исключить повторые случаи.

— По всей Земле?

— Не только. По всей Солнечной системе. Все звонки и письма будут просматриваться.

— Он мог оказаться единственным, — произнес Пат.

— Единственным, но не последним.

Этому миру столько раз предрекали конец, что уже пора бы перестать его бояться. Когда он наступит, мы не узнаем. Или уже наступил. Или наступает каждый день, каждый час.

Он верил в возможность «чистой смерти». Что же он на самом деле имел в виду, Пауль Слэйтер.

— Джон, — позвал я.

— Да? — он обернулся ко мне и наконец-то вытащил изо рта несчастную сигарету.

— Утечка? Кто-то сеет панику?

Он хмуро кивнул.

***

Я вышел из участка, сел на мотик, купил в одном из баров самую дорогую бутылку вискаря и снова поехал к Летиции. Мне сообщили, что она у себя дома. Домишко ее был хорош.

Домище.

Открыла она мне дверь недовольно.

— Опять?

Я помялся, переступая с ноги на ногу:

— Пожалуйста? — и показал на бутылку.

Она мне потом говорила, когда я всё рассказал, говорила, что мне внезапно понадобилось стать ангелом в своих глазах. Это так жестоко, я не ожидал. Летиция привалилась к моему плечу и грубо отбирала у меня сигарету и затягивалась, затем опять возвращала, иногда, не видя, не попадая ею мне в рот. Я не пытался достать из пачки и прикурить новую. Мы нервно затягивались одной сигаретой и отхлебывали виски из одной бутылки. Нам будто было снова по пятнадцать.

На закрытой террасе ее дома было очень уютно, Летиция притащила плед и укутала нас.

Она была права: мне внезапно понадобилось стать ангелом. Прошло четыре дня со случая на колесе обозрения, я проснулся ночью и взглянул внутрь себя. И ужаснулся.

И Джон был прав. Ведь я уже задал себе нужный вопрос. Чего я хочу? Я хочу, чтоб Пат меня любил. Я больше не хочу насилия.

Я имею на это право?

— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты не можешь выбрать, каким желаешь быть. Сделаешь что-нибудь жестокое, затем отшатываешься и говоришь «это не я».

— Предлагаешь, мне признаться в этом?

— Предлагаю осознать, что ты можешь быть и таким.

Она отпила еще и поставила бутылку на пол.

— Ты скучаешь по нему?

— По кому?

— По Дереку.

— Я всегда его боялась, — сказала Летиция после недолгого молчания.

— Мне кажется, мы все его боялись.

— С ним нужно было закончить так, как и случилось. Он должен был умереть. Еще раньше. Пат оказался самым ведомым. Только ты нашел в себе смелость разорвать связь.

— Я не могу об этом думать.

— Марек, можно сколько угодно скрывать от себя травму, свою раненую часть, но тебе всё равно придется научиться с ней жить. Тебе придется принять себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Что в тебе есть и часть его. И это навсегда. Научись с ней жить. И научись отвечать за свои поступки.

Я захихикал:

— Сколько тебе лет? Ты говоришь как семидесятилетний мужик.

— Кто-то же должен тебе вставить мозги.

— А что теперь мне делать?

Она встала и потянулась.

— Иди к нему.

— И ты даешь благословение?

— Почти. Но если ты сделаешь что-нибудь фиговое снова, я тебя убью.

Я хмыкнул, поверив ее угрозе.

***

Я пришел к нему, будучи уже хорошо навеселе. Мир разлетался на куски у моих ног, но я верил в какую-то любовь, которая этот мир точно не спасет. Никогда не спасала. Но спасет меня. И его. Нас. Или убьет нас. Сделает нас чистыми, сделает нас живыми. Я верил в какой-то бред, но мне было больше не во что верить.

— Послушай, Пат, — сказал я, зная, что он стоит за дверью, — Открой, пожалуйста.

В ответ не раздалось ни звука.

— Я не хочу говорить с дверью.

Я погладил дверь.

— Знаешь, что я делаю? Я глажу дверь.

— Убирайся. Ты пьян.

— Да, я пьян. Я напился как свинья. Напился с Летицией. Мы говорили о тебе.

— Мне это не интересно.

— Пат. Пожалуйста.

Я сполз вниз на колени и привалился лбом к покрытию двери. Лоб у меня горел, да и я сам был не лучше.

— Я веду себя как долбанный мудак. За своими вечными страданиями я не замечаю тебя, а только делаю тебе больно. А потом говорю, что это «по любви».

В ответ раздалось несколько жидких хлопков в ладоши.

— Я просто хочу доказать, что это всё всерьез. Что я сделаю всё для тебя. Я вытащу тебя отсюда.

— Из моей квартиры? — раздалось насмешливое.

— С этой планеты. Я вытащу тебя, у меня есть деньги, мы будем жить там, где никто не будет знать, что ты делал в прошлой жизни. Им будет плевать.

— А если я не хочу эту новую жизнь?

— Не верю.

— Не верь.

— Чего ты боишься, Пат?

— Того, что это может оказаться слишком настоящим, — сказал он и открыл дверь, я еле успел удержаться, чтоб не свалиться ничком.

— Вставай, — скомандовал он.

— Знаешь, почему я не боюсь? — спросил я, всё еще оставаясь на месте.

— Почему?

— Потому что мы всё равно умираем. И я хочу прожить, чтоб не жалеть, и не терять впустую. Больше не терять. Шанса больше не будет. Я не хочу никого другого. Я не хочу ничего другого.

— Ты всегда говоришь словно бы только для себя.

— Если ты думаешь, что я хочу тебя только для себя, то не так. Я хочу, чтоб ты вспомнил, как это хотеть — себя «для себя». Не хорони себя, дай себе жить. Ты можешь потом бросить меня, но я хочу, чтоб ты жил. Чистым. Заново.

Чистая жизнь, чистый белый лист. Еще ничего не написано. Мы просто забудем. Давай начнем сначала.

Моя точка невозврата, гордиев узел и дамоклов меч, распятие, шрам и чакра сердца. Теперь я ничего не могу сказать о тебе. Я рассыпал все слова, и мне их больше не собрать. Ты сядешь у моих колен и пальцами будешь перебирать разбитые, раздробленные слова: кусочки, бусинки. Твои пальцы начнут кровоточить: слова остры и безжалостны. Я возьму тебя за ладонь и поднесу каждый твой израненый палец, чтоб облизать. Медленно облизать. Глядя тебе в глаза остановившимся взглядом.

Поверь мне.
Поверь в себя.

***

К восемнадцати годам Арнольд попробовал все наркотики, которые были в мире, в том числе и кроний, который ему не понравился. Лучше всего оказалась старая добрая кислота, и реальность в ней, размывающаяся словно сон. Сны не пугали его. Реальность не кусала его за лицо, не пыталась выскрести ложечкой глаза. Но она была скучна. Он полюбил подвальную шайку, он стал у них вожаком. Они знали, когда нужно было оставить его в покое, чтоб он мог съесть еще один маленький кусочек кисленького сна. Иногда они принимали вместе, и их сны становились общими. Это было самым увлекательным. Ромбы и звезды, кривящиеся лица фракталов, бешеные звезды, яростные рты, нефтяные радуги, остающиеся черным на дне глазницы.

Свет взрывался на мириады миров и говорил с ним. Говорил о нем, говорил с ними всеми. Он казался вполне одушевленным или и был таким. Свет был в нем, говорил через него, Арнольда.

Со временем их становилось всё больше: они, его последователи, находили новых детей, подростков, даже взрослых. Он не управлял ими. Они просто… были рядом. И шли за ним.

Кто-то предложил Арнольду записывать головидео, рассказывать, что он видел, что он знает. И он лениво, не особенно цепляясь за мысль, согласился. Не всё ли равно на пленку или просто так говорить? Ну запишут и запишут.

В какой-то момент они назвали его Пророком. Он только усмехнулся.